Я, воровато оглядываясь, закатила велик в гараж, а то Люська, откуда ни возьмись, вдруг напустится на меня за своих задетых кур и раздавленные георгины.
Хотела было быстренько перекусить в летней кухне после такой-то прогулки! Первый раз на велике – и столько километров осилено! Полностью измученное туловище. Еле передвигаюсь. Да вот только застыла на месте возле чуть приоткрытой двери.
Внутри в полном разгаре обсуждение моей персоны и моей же участи:
– …Я думал, они в тюрьме, – удивляется молодой незнакомый голос.
– Мать сидит, – поправляет дядя Гера.
– Ребенку там что делать, Лёш? Не будь дурень! Дите всю жизнь с Хаяткой мучается.
– Это такая злющая бабулька?
– Та еще сволочь! – цедит Люся. – Лёша, не вздумай отцу говорить. Про Леську пока молчок! Плакала тогда и твоя машина, и твоя учеба.
– Да клал я на учебу по такому случаю! – резонно отвечает молодой незнакомый голос.
– Нашел повод, бездарь, не учиться, – напускается на него Люся, – и на машину тоже поклал? Я отца твоего сколько увещевала? А ты мне как плешь проел с этим делом: поговори да поговори! Все для него! Вся жизнь под тебя брошена…
Интересно, каково слушать это дяде Гере?
– Девочка эта учится в пищевом, – продолжает стращать Люся своих домашних. – Хаятка доить его станет знаешь как! А наш-то совестливый, жалеющий. Это такие люди! Подождать надо. Машину выберешь, потом папку «обрадуем». Ох и подкинули же девчоночку странную. Дикошарая какая-то, глазки прячет, никакой спокойной мысли, взгляд боязливый, тупой. За что мне такое? Благо, что не в мать. Я, знаешь, как с ними со всеми намучилась? Мать еешняя вообще – в голове все перекрыто, короткое замыкание на всю жизнь. Когда последний раз приходила, вещи хорошие разорвала и морковку с грядок посдергала.
Значит, та машина Папина была. А я свалила «вовремя».
Наконец не выдержала и распахнула ногой дверь. Люська поперхнулась на месте, грохнула посудой в мойке. Малой, вылавливавший половником прямо из кастрюли кусочки мяса, так и застыл с разинутой пастью. Только дядя Гера, как всегда жизнерадостный, ничуть не смутился. Он спокойно счищал тарелку, довольно покрякивал и причмокивал. Ему-то что! Его дело сторона. Свои собаки дерутся – чужая не мешай.
Обвела всех растерзанным взглядом, да так и застыла, чтобы ненароком не выронить накатившую слезу. Чувствую, что пятнами пошла, подбородок трясется, а сказать ничего не могу. Ком к горлу подступил. И мысли путаются. Воздуха мне не хватает от такой подлости взрослых. Однако ж пауза неловко затянулась. Ждут от меня реакции. Выпалила первое попавшееся. И следом, как у клоуна, слезы брызнули из воспаленных глаз: