Дождь, в пути подгонявший меня редкими каплями, расходился, больно бил по остывшей коже, и вот уже я ничего, даже собственного сердца, не слышу за шумом струй. Губы мои посинели, с волос течёт, я растерянно озираюсь, но не нахожу ничего, что могло бы помочь мне теперь. И тогда я, поддерживаемый приступом дикого хохота, приседаю на край ямы и спрыгиваю вниз. Земля рыхлая, будто её потревожили только сегодня. Пальцами, онемевшими от холода, я сгребаю чёрные комья на дно, где уже начинает копиться скользкая жижа – смешанная с дождём глина. Я опускаюсь, сажусь, вытянув ноги, продолжаю загребать грунт, покрываю им ступни и голени. Я сыплю землю себе на грудь, мне смешно. Работа идёт быстро, дождь помогает мне. Яма становится уже и мельче. Надо мной зелёным навесом смыкаются покрытые травою её края. Я больше не слышу дождя. Со всех сторон холодная земля сжимает моё тело. Моя земля.