Известно, что гномы очень консервативны. По шестнадцать часов в день без праздников и выходных работают они в своих шахтах, добывая сокровища, чтобы наполнить ими семейные сундуки. Ничто не может отвлечь их.
Разве что забота о переходящей из поколения в поколение кирке вынуждает иной раз прекратить врубаться в скалу, присесть на камень, любовно протереть волшебное лезвие замшевой тряпочкой, полить его из флакончика, хранящегося у каждого в кармане фартука. Дождаться, пока магическая жидкость впитается в голубую сталь, снова протереть насухо, покрепче взяться за ручку и приступить к рубке.
Только раз в четыреста лет гномы прекращают работу и отправляются на слет, где обсуждают накопившиеся за последнее четырехсотлетие проблемы, избирают новый исполнительный комитет и обучают молодежь, давая мастер-классы безбородым юнцам, иные из которых не достигли даже восьмисотлетнего рубежа совершеннолетия.
Грудл справедливо считался одним из лучших работников своей эпохи. Кирка его, по имени Нидла, передававшаяся от отца к сыну несметное количество поколений, сама находила незаметные в полумраке трещинки скалы и, вгрызаясь в них, отыскивала драгоценные камни невиданного размера. Но и руки, держащие волшебную кирку, были могучими и умелыми. Иногда Грудл даже спорил со своей киркой. Бывало, что и оказывался прав.
Они очень любили друг друга. Грудл заботился о кирке, как о родной дочери. И она всегда оказывалась под рукой, так что, несмотря на мрак пещеры и груды камней и песка, Грудлу никогда не приходилось искать ее. Довольно было опустить руку на землю, и он сразу нашаривал рукоять Нидлы.
Неудивительно, что на последних десяти слетах честь показать собратьям высокий класс горной работы доставалась Грудлу.
Гномы – довольно апатичные существа, и мало что способно привести их в волнение, помимо подземных богатств. А все же накануне показательного выступления Грудл чувствовал тревогу и возбуждение. Репетируя свое вступительное слово, он вонзил Нидлу в скалу, и тут случилась катастрофа: неведомая неодолимая сила с размаху швырнула его носом в стенку. Едва очухавшись от удара и стерев выступившие на глазах слезы, Грудл понял, что это не обвал и не землетрясение. Произошло что-то гораздо худшее: рукоять Нидлы сломалась, и от нее остался жалкий обломок.