Из пикапа медленно вышел Эльнар в наручниках. Он со страдальческим видом озирался по сторонам, как будто попал в другое измерение. Его походка стала похожа на походку старика, который боялся упасть. Он плелся к лестницам, еле таща свои ноги. Эльнар выглядел мерзко! Как человек может измениться за какие-то часы! Как он был не похож на того крепкого и статного мужчину, которого я встретила тогда, на первой встрече, десять лет назад.
– Стой!
Эльнара толкнули лицом к стене. Он робко повиновался. Я смотрела на него, и мне стало его совсем жалко. Он так сильно осунулся и поник. Я не понимала, почему мне его жалко. Любила я его, что ли? Думая об этом, я ощутила едкий запах духов, похожий на хвойный освежитель воздуха. Резко повернулась и увидела голову, просунувшуюся в приоткрытую дверь. Это была Джонсон. Острые черты лица, тонкий нос, бледно-голубые бесчувственные глаза и усмешка, словно оскал зверя, выдавали в ней хищника, приготовившегося к атаке. Она напоминала акулу!
– Выходи! – скомандовала она и потащила меня из машины за наручники. – Быстрее! У меня нет времени возиться с тобой!
Я выпрыгнула из темного салона машины. Солнце слепило щипающие от слез глаза. Тогда я не подозревала, что вижу солнышко в последний раз. От моей воинственности не осталось и следа. Было страшно и тоскливо. Тщетно пытаясь сдержать слезы, я посмотрела на Эльнара. Сзади он выглядел еще жальче. Домашнее трико висело, как будто он похудел килограммов на десять за эти два несчастных часа. А его лысина просвечивала при ярком дневном свете. Никогда не замечала, что он лысый. Муж переминался с ноги на ногу, ссутулившись, не смея поднять глаза, тупо смотрел в землю. «Куда подевался вчерашний грозный господин?» – в очередной раз пробежала эта мысль. Какая-то маленькая искорка радости освобождения от Эльнара прокатилась сквозь меня, оставив после себя горечь во рту.
Вернулся сжигающий страх. Я боялась не за себя. Страх за детей, дикое, щемящее отчаяние, что снова оставила их, и боль, что я не могу никак добраться до счастья быть с ними. В голове стучал единственный вопрос: «Почему? Почему? Почему? За что?» С одной стороны, я не могла понять и принять происходящее, с другой – четко чувствовала, что происходило что-то серьезное и неизбежное.
Глотая воду из своих бутылок, маршалы по-прежнему громко обсуждали детали нашего ареста и веселились от удачно выполненной операции.