– Костя! Без пятнадцати двенадцать! Где тебя носило? – хмурится бабушка. – Быстро раздевайся, мой руки и за стол!
– Лечу!
Я все еще не теряю надежды, что родители здесь. Может, вышли из дома или сидят в комнате с Димасиком. Не акцентирую на этом и несусь в ванную. Про руки бабушка очень хорошо подметила: сначала вымываю с кожи остатки грима, а потом смачиваю ватный диск ацетоном и наскоро избавляюсь от черного лака.
Окидываю себя взглядом, верчусь у зеркала, чтобы не пропустить ни одной улики, это важно. Для родных я – домашний мальчик, учащийся в музыкальном колледже, будущий студент консерватории, по окончании которой – профессиональный концертмейстер. Но никак не музыкант челябинской рок-группы «Манекен».
«Родители не для того все детство таскали меня в музыкальную школу и нанимали дорогущих репетиторов, чтобы я спускал свой талант в пивнушках», – звучит убеждение у меня в голове.
– Костя! Двенадцать! – стучит в дверь бабушка.
Слышу часы в зале, они отбивают ритмично – бум-бум-бум, как наш Герц на барабанах. По телевизору слышится гимн, значит, действительно пора выходить. Иду в зал и встречаю там опять-таки дедушку. Бабушка идет следом за мной. Едва оказывается в зале, сразу же берет пустую тарелку и накладывает туда картошку, салаты, мясо. А я негодую. Смотрю вокруг себя и пожимаю плечами. Дедушка на меня не смотрит, затылком сообщает мне важную новость:
– Рейс перенесли на утро. Завтра они прилетят.
Падаю на стул. Поджимаю губы, чтобы те не тряслись. Я так ждал маму с папой, так ждал братишку, чтобы наконец вместе встретить Новый год, а рейс перенесли. «Всего-то, мелочь какая!» – фыркаю я. А грудь больно сжимается, особенно когда бабушка кладет теплую руку мне на плечо. Она все понимает, даже слишком.
– Ничего, Костик, прилетят, куда денутся. Ты поешь, голодный теперь. Опять с друзьями по улицам шатался?
– На площадь ходили, на елку, – как всегда, вру. Самого раздражает, а сделать ничего не могу.
– С Новым годом, мой хороший, – целует меня в макушку бабушка. – Ешь.
Под несмолкаемые звуки телевизора и дедушкин храп сижу за столом и тащу в рот все, что душе угодно. Бабушка сидит рядом и радуется. Под ее пристальным взглядом с моей тарелки моментально исчезают бутерброды с икрой, картофельное пюре и отбивная. Запиваю какао и стекаю по стулу, пригреваюсь. Тем более что эйфория от концерта отпустила, и я превратился в удава. Хорошенького такого удава, которому для счастья только и надо, что поудобнее лечь и спокойно переварить. Поэтому благодарю бабушку за праздничный ужин и иду к себе в комнату. Там с акустической гитарой укладываюсь на кровать и бренчу. Перебираю струны, импровизирую, но пальцы все равно непроизвольно выдают знакомую мелодию. Спустя минуту, тихонечко так, начинаю петь. Лишь бы никто не услышал. Там, где нужно уверенно выводить голос на максимум, я еле шепчу, мямлю. Потому что будущий концертмейстер никак не может быть фронтменом рок-группы. Да и Птаха вряд ли позволит себя затмить. Вот мне и остается лежать, пялиться в потолок и шептать: