– Скажи мне, – молвил стоявший за трибуной, – чего ты достоин?
И в этот момент где-то в глубине стрик понял, что жил он не так как завещалось в писании, и не всегда делал так, как говорила ему совесть, и куда же еще он мог попасть, как не в то место где он может искупить свои деяния.
– Твоя судьба решена, – торжественно и как показалось старику с упреком, провозгласил голос, – каждому по делам его, затем добавил он.
И в ту же секунду старик оказался в абсолютно темном месте. Вокруг него что-то копошилось. Были слышны рыдания, крики и мольбы.
Глава 3. Здравствуй ад.
Прошло уже довольно много времени, сколько я тут нахожусь, я не знаю. Такое ощущение, что я был тут всегда. Как только появился этот мрак, с ним тут же возник и я, как неотъемлемый его атрибут. И те, кто тут рядом со мной, тоже были тут всегда, я не на секунду, пока нахожусь тут, ни разу не ощутил себя в единении. Первое, что я ощутил, попав сюда, было зловоние. Запах, который не возможно описать. Но если попробовать, то представьте смесь вони грязной, не мытой плоти, разлагающейся мертвечины, отходов жизнедеятельности человека, тухлых яиц и гнилой рыбы, и это лишь отдаленно напомнит царящий здесь смрад. И к нему невозможно привыкнуть и притерпеться, не замечая его.
Вокруг постоянно кто-то копошится, произносит какие-то звуки, но я их очень смутно слышу, разум как в тумане. Звуки эти, не то мольбы не то крики и стоны, исходят от кого-то рядом, но у меня такое ощущение, что он при этом очень далеко и я его еле слышу. Был момент когда я оказался в каком то другом месте и со мной кто-то что-то делал, но что именно, я сказать не могу, так как было это давно, кажется, сотни лет назад. Но тогда, кажется, я мыслил более ясно, что-то видел, слышал и мог сказать. Сейчас же все иначе, пытаюсь что-то увидеть, но не могу ничего разглядеть, пытаюсь ощупать глаза, но руки меня не слушаются, двигаются сами по себе, как будто и не мои это вовсе руки. Открываю рот и пытаюсь что-то сказать, но выходит только неразборчивое бормотание, чавканье, кряхтение и ни одного членораздельного звука. Слух, тоже не многим лучше, слышна возня вокруг, такое же нечленораздельное бормотание, крики, стоны, плач.
***
Так думал Старик. Все что осталось у него, это его воспоминания, переживания и страхи. В этом мраке вокруг он находился по меркам обычного времени не так уж и много, но здесь время превращалось в нечто жуткое и тягучее, оно как и мрак вокруг, казалось, обволакивало его, лишая самого чувства времени, и было не разобрать прошла минута или час. Время превратилось в тягучую массу, неизмеримую и беспощадную к тем над кем оно властно.