Держали в семье и лошадей, но их пасти не нужно было вовсе. “Табун сам себя пасёт”, так говорил отец. Бродят где-то в степи, а на ночь возвращаются в стойла. Сейчас только отцовская безымянная кобыла серой масти щипала пыльные стебли возле сараев. Однажды Керим спросил отца, почему тот никак её не назовёт. Мужчина посмотрел на сына и сказал: “скотина есть скотина. Не давай имён тому, к чему не хочешь привязываться”.
Лошадь была осёдлана, позади седла с крупа свисали потёртые перемётные сумки.
***
Вчера зарезали барана, по дурости угодившего ногой в барсучью нору, поэтому на обед Айсель приготовила бешбармак, а остатки мяса обильно засолила и подвесила сушиться с наветренной стороны дома. Ели молча, собравшись за большим деревянным столом: сам Керим, Асан, старший из двух братьев, малютка Айсель и отец. Когда все отложили вилки, мужчина вытер сальные усы, достал из кармана мешочек с табаком и смуглыми, выдубленными работой и ветром, но всё ещё ловкими пальцами принялся сворачивать сигарету, не глядя на детей.
– Еду сейчас по делам. Буду через четыре дня, может, через пять.
– Далеко, – кивнул про себя Асан. – Не в Карасу, значит?
– Сперва в Карасу, потом в Сарыколь. Там видно будет.
– Айсель обувка нужна, а то её совсем прохудилась.
– Привезу.
Чиркнула спичка, под потолок поднялось первое облако пряного дыма. Асан ушёл в комнатушку, устроенную позади печи, и сел за учебники – он собирался поступать в университет через два года. Керим помог Айсель отнести тарелки к водяной колонке. Отец часто пропадал в разъездах, и детям было не привыкать вести хозяйство самим. Лето перевалило за середину, а значит, пришла пора договариваться о дровах для печи, о силосе и сене для скота на зиму. Всё это привозили из города на грузовиках. Обратно водители отправлялись пустыми, закинув в кузов пару стреноженных овец в качестве оплаты.
Когда посуда была вымыта, отец уже выехал за ворота по самой накатанной, прямой, как стрела, колее, уводившей в сторону Карасу – ближайшего села на три десятка домов, откуда на север шла уже настоящая асфальтовая дорога. На прощание он, не оборачиваясь, махнул детям рукой. Фигура всадника ещё долго виднелась на фоне темнеющего горизонта, постепенно уменьшаясь, пока не исчезла совсем.
Первый день после отъезда отца прошёл в обычных трудах, как и все прочие. Покормив на ночь кроликов и собак, Керим проверил поилки у лошадей, запер ворота амбара и поднялся на вершину небольшого холма рядом с домом, где уже сидел под навесом его брат. Ветер наверху дул сильнее, спасая от комаров. Подойдя ближе, Керим с сомнением покачал головой.