Для неё революция перестала быть образом освобождения, как это изображали в государственных пропагандистских материалах. Вместо этого она стала символом разрушения человеческих жизней и судеб в угоду слепому следованию партийной линии. Культурная революция лишила её веры в то, что любые идеологии, независимо от их исходных намерений, могут привести к созданию гармоничного и справедливого общества. Идеологические догмы стали всего лишь инструментом для манипуляции массами и уничтожения тех, кто осмеливался думать иначе.
Этот процесс насилия не ограничивался только физическим уничтожением: его эффект распространялся и на душу. Люди, поддавшиеся идеологическому давлению, теряли не только собственные взгляды, но и способность к эмпатии. В этом процессе они становились теми, кто был готов предать, уничтожить, забыть о человеческом достоинстве, если это требовала партийная линия. Видя это, Е Вэньцзе сделала вывод, что человеческое общество, независимо от своей культурной и политической ориентации, всегда будет подвержено воздействию разрушительных идеологий, которые угнетают истинные ценности и правду.
Для неё Культурная революция стала ярким подтверждением того, что идеологии, как и религии, создаются для оправдания существующего порядка, а не для создания истинного справедливого общества. В её восприятии идеология превратилась в своего рода механизм власти, который использует людей, манипулирует их мыслями и превращает их в бездушные инструменты системы. Эти идеи проникли в её сознание глубже, чем личная травма, и сформировали её убеждение, что любой идеологический строй не способен к внутреннему очищению. Вместо этого каждый новый режим, будь то революционный, коммунистический или любой другой, всегда порождает новую форму насилия, уничтожающую тех, кто стоит на пути его реализации.
В идеологическом разочаровании Е Вэньцзе не было места для оптимизма. Она не видела способов исправления человеческой природы или системы, в которой она существовала. Человечество, по её мнению, навсегда оказалось запертым в круге насилия и лжи, в котором любая попытка реформы оборачивалась бы ещё более жестоким подавлением и разрушением. Именно этот глубокий пессимизм и разочарование в идеологиях стали основой её взгляда на мир. В её понимании мир был местом, где идеологии, вместо того чтобы вести к прогрессу и справедливости, служили лишь для оправдания существующего порядка и подавления свободы мысли.