…К полудню мы возвращались домой. В натруженных мышцах чувствовалась приятная истома. Мы шли рядом, и нам было хорошо от выполненной работы, от синего, без единого облачка, неба, от разноголосого пения птиц, неугомонного жаворонка, неутомимо стремящегося ввысь, к солнцу, воздающего гимн всему светлому и чистому.
– Дедушка, а что самое главное в жизни? – спрашивал я у него, подходя к дому.
– Доброта, внучек, – отвечал такой дорогой и близкий моему сердцу старый человек.
Мы в ответе за тех, кого приручили…
Антуан де Сент-Экзюпери
…Этот рассказ я услышал от одного человека, с которым когда-то рыбачил, будучи на отдыхе. Закончив ловлю, мы расположились у огня. Теплая августовская ночь располагала к воспоминаниями. Подбросив хворосту в костер, он начал свою историю…
В одном из отдаленных уральских лагерей отбывающие сроки заключения люди подобрали молодого орленка. Однажды, работая в горах, они услышали жалобный клекот и, подойдя на звуки, увидели в гнезде птенца орла – самой грозной и сильной из птиц, что обитают в тех краях. Орленок находился в том птичьем возрасте, когда у него только-только начинали расти перья. Было видно, что малыш давно находится без присмотра. Внимательно поискав вокруг гнезда, люди не обнаружили пернатых родителей орленка, в воздухе их тоже не было.
Осужденный за разные преступления, в том числе и тяжкие, лагерный люд являл собой собрание далеко не сентиментального коллектива. В этой среде жестокость и черствость души и поступков проявлялись, как нечто обыденное и нормальное. Хотя, конечно, среди заключенных были разные персонажи, и по своему влиянию друг на друга делились на отдельные категории. В целом же образ жизни в любом лагере гуманным никак не назовешь: здесь нередки случаи и убийств, и издевательств, и извращений. И вот эти люди решили забрать птенца к себе, чтобы выкормить, спасая таким образом от голодной смерти. Вероятно, что-то произошло в душах заключенных при виде беззащитного орленка и они решили, на свой страх и риск, оставить его себе на воспитание. Может быть, суровая жизнь без так необходимой любому человеку нежности и ласки повлияла на их решение. Ему даже имя дали совсем не лагерное, святое – Ангел. Вскоре орленок стал всеобщим любимцем. О нем заботились как о собственном ребенке. Каждый считал своим долгом оставить из своего скудного лагерного пайка кусочек мяса для общего питомца. И птица отвечала привязанностью и лаской, чувствуя исходящую от этих людей любовь. Орленок рос, с каждым днем прибавляя в весе и размерах. В скором времени он изменился настолько, что уже нельзя было узнать в нем того брошенного и беззащитного птенца, когда-то подобранного заключенными в горах. Широкая грудь, мощные большие крылья, когтистые сильные ноги, царственная осанка и смелый взор – все свидетельствовало о его превосходстве над остальным птичьим миром. Иногда он взлетал и парил в небе, величественно созерцая с высоты небес бренную людскую жизнь. Видя орлиную свободу полета, заключенные завидовали в такие минуты своему воспитаннику и часто говорили: «Все! Больше не вернется.» По этому поводу даже несколько раз собирали собрание, на котором обсуждали один единственный вопрос, – обрезать Ангелу крылья или нет. Но больше всего на свете эти люди ценили свободу, каждый из них знал ей цену, поэтому никто из них не посмел бы в конечном счете посягнуть на то, что даровано Богом. Впрочем, Ангел и сам не собирался никуда улетать. Орел действительно соответствовал своему имени. Нрав у птицы был кроткий и добрый. Полетав немного на свободе, он неизменно возвращался в лагерь и по-прежнему расхаживал среди своих человеческих друзей, словно говорил им: «Ну, вот, видите, я снова дома, куда мне без вас…» Бывали минуты, когда он подходил к кому-нибудь и терся об него шеей, что-то нежно клекоча на своем птичьем языке. Когда наступал вечер и лагерь готовился ко сну, Ангел заходил в барак к заключенным и вместе с ними укладывался спать на отведенную специально для него кровать. Порою создавалось впечатление, что он отличается от людей всего лишь внешним обликом и неумением говорить по- человечески. Заключенные, которые по окончанию срока покидали лагерь, возвращаясь к долгожданной свободе, плакали, прощаясь с Ангелом. Казалось, он понимал, что пришли минуты расставания и взгляд его больших глаз некоторое время после прощания оставался грустным и задумчивым. Когда освобожденный выходил за лагерные ворота и отправлялся в путь, Ангел взлетал и долго парил в небе, издавая свои гортанные клекочущие звуки, словно говорил: «Прощай, друг! Прощай!»