Когда я встречу тебя вновь. Книга 4. Ценой собственного счастья - страница 4

Шрифт
Интервал


Я живо представила эту сцену: смертоносный огонь, бегущие из горящей конюшни лошади, их громкое ржание, и два самоотверженных брата, которые не могли оставаться безучастными, когда горело дело их отца. Шандор погиб во имя того, чем жила его семья, но не он сам. Оценил ли это кто-то из его родных? Стал ли он героем для своего отца сейчас, когда его уже нет?

– Кто-то кроме Шандора погиб?

– Нет. Только он. И кажется какой-то конь пострадал.

Господи, почему из всех цыган ты наказал именно его? Я знаю, что нехорошо желать смерти другим, и я никому ее не желаю, но если ты хотел кого-то забрать, почему из всех людей на Земле, ты выбрал его? Он был лучшим из нас, помечен тобой при рождении, чтобы нести в этот мир добро и благо цыганскому народу. А ты лишил Шандора жизни и не подумал о его бедных детях, которые остались во власти их коварного деда, и теперь он волен распоряжаться ими как посчитает нужным. Ах, дорогие мои девочки, я не дам вас в обиду, я обязательно вам помогу. Я пока не знаю, как, но я что-нибудь придумаю.

Мы вышли на безлюдную проселочную дорогу, где не было видно ни одной машины, и уверенно пошли по центру. Вдалеке я уже замечала очертания кладбища.

– Как его дочери пережили эту трагедию?

– Младшие не совсем понимают, что происходит, но ревут вместе со старшими.

– А мать Шандора? Как она это перенесла?

Глеб как-то странно посмотрел на меня, а потом устремил взгляд вперед.

– Сейчас вы все увидите.

Мы обогнули кладбище, где были похоронены русские, и дошли до цыганских захоронений. Вороны, как черные предвестники смерти парили над «городом мертвых», и попеременно каркали, точно переговариваясь между собой. От этих звуков холод глубже проникал в душу и сковывал внутренности.

Приблизившись к могиле, я увидела фотографию Шандора на деревянном кресте, и мне стало невыносимо больно. Словно до этого момента я не верила в происходящее, не верила, что он умер, и его больше нет. Но снимок размером с альбомный лист в рамке за стеклом, обмотанный проволокой вокруг креста, заставил меня, если не принять, то согласиться с тем, что Шандор ушел. Ушел навсегда. И наш сын никогда не увидит его живым, не услышит его голоса и не окажется на его руках. Шандор так и останется для него неодушевленной картинкой, и вина за это лежит на мне.