Если бы ангелы существовали, ни один из них не мог бы сравниться с мамой. Стоило ей войти в комнату, и боль начала медленно пропадать. Страх отступил, а перед глазами начало светлеть, как будто я снова стал зрячим. К сожалению, она не чувствовала того блаженства, что и я: ее лицо было окрашено в испуг, руки дрожали, а глаза бегали по моему телу, пытаясь найти причину моего состояния. Она все говорила, что все будет хорошо, чтобы я не отключался, и другие бессмысленные успокаивающие слова. Отец, в свою очередь, пытался успокоить ее, все повторяя, что у меня приступ паники, и нужно оставить меня в покое. Она, конечно же, не слушала, быстро и неуклюже гладя мое лицо и глотая слезы, повторяя, что все будет хорошо.
Удали с лица этот взгляд, Вел, сам знаешь, не люблю, когда меня жалеют. То, что было у меня в детстве, конечно же, жесть полная, но оно сделало из меня человека, которого я уважаю, а это значит, что лучше быть просто напросто и не могло.
Спустя минут десять после появления матери я окончательно успокоился. Боль утихла, головокружение и тошнота пропали, а перед глазами стало даже яснее обычного. Помню, отец сидел на корточках рядом со мной, а мать ходила по комнате с тревожным и суровым лицом, как будто они поменялись местами. До этого мне никогда не попадалась возможность увидеть уязвимость отца: в глазах ясно отражались страх и печаль вперемежку с тревогой и недоумением. Мне тогда стало очень стыдно перед ним, ведь, несмотря на сильный испуг, нужно было быть сильнее и сдержать себя. Я смотрел на и понимал, что передо мной сидит совершенно другой человек: не тот, кого я знал с детства, и далеко не тот, кто дико пожирал сырое мясо.
– Пап, мне уже лучше, можно я пойду к себе?
Отец повернулся и взглянул на мать, которая, остановившись, несколько секунд посмотрела на нас, потом, закрыв глаза, опустила голову и кивнула.
– Иди наверх, сынок, а мы с мамой кое-что обсудим – почти дрожащим голосом сказал он.
Знаешь, он всегда пытался сделать из меня сильного мужика, хотя сам был рабом своего унылого безумия, которое сам и создал. Тогда я еще не осознавал этого, пытаясь ему угодить: постоянно сдерживая слезы, эмоции и все, что он считал проявлением слабости. Но стоило понять, что из-за меня скоро произойдет очередная ссора, как слезы потекли ручьем. Он отвел от меня взгляд, посмотрев в сторону матери, а потом на пол: единственное, что он тогда чувствовал – неловкость.