– А что произошло? – Амма наблюдает за нами, поставив локти на стол.
– Моя мама заболела пять лет назад, – объясняю я. – Рак. Я бросила колледж, чтобы заботиться о ней, а потом, когда ее не стало, пришлось много работать, чтобы вернуться к учебе и…
– Она была твоей единственной семьей? – Брови Бриттани сведены вместе, и что-то в выражении ее лица подсказывает мне: ей действительно нужно узнать ответ.
– Вроде того. – Я пожимаю плечами, чувствуя себя неловко. Начинает гореть шея. – Мои родители развелись, когда мне было одиннадцать, после того, как отец решил стать ходячим анекдотом и обрюхатил свою секретаршу.
– Господи Иисусе, – выдыхает Амма, и я киваю.
– Да уж. Поэтому мы вдвоем с матерью переехали в Калифорнию, чтобы начать все сначала, в то время как он завел новую семью в Небраске. И когда мама заболела, мы с отцом не общались. Так что да, она была моей единственной семьей.
Я решаю не рассказывать им о телефонном разговоре с отцом перед самым концом. Деньги были на исходе, мама больше не могла даже есть – ее кости начали выпирать из-под тонкой, как бумага, кожи, а страховая компания отказывалась покрывать расходы на лечение на дому.
Я не рассказываю им, как спокойно звучал его голос.
«Твоя мать сделала выбор, Лакс. Она не хотела, чтобы я был частью ее жизни. И ты тоже. Так что теперь вам обеим придется жить так, как вы хотели».
От одного воспоминания об этом – о стыде, ярости и полном непонимании, как можно быть таким жестоким и что ДНК этого человека делает во мне, – у меня сводит желудок.
– В любом случае, – подвожу итог я, заставляя себя улыбнуться, – то были паршивые времена, но случившееся привело меня сюда, понимаете? К Нико и «Сюзанне». Если бы я продолжила учиться, то получила бы степень бакалавра английской литературы и, вероятно, все равно стала бы официанткой, но тогда на мне висел бы еще кредит за учебу.
– Отправиться под парусом на необитаемый остров звучит лучше, чем это, – замечает Амма, кивая, и я отворачиваюсь, благодарная за то, что она нашла способ вежливо закончить разговор, однако все еще чувствую себя уязвленной.
Через маленькое окошко каюты я вижу, что небо потемнело. Нико встает, потягиваясь.
– Я буду дежурить первым.
Бриттани удивленно смотрит на него.
– Дежурить?
Нико одаривает ее улыбкой, которую я уже раньше видела: немного снисходительной, без зубов, с ямочками на щеках. Мне никогда не нравилась эта улыбка, а в данной ситуации она выглядит еще более неприятной. Внезапно приходит осознание, что до крутого яхтсмена Нико он был Николасом III, рос в Ла-Холья со своим отцом-адвокатом, матерью, обколотой ботоксом, носил модную школьную форму и гонял на дорогой машине.