Аменда никогда не заговаривала по собственной инициативе. Она отвечала на вопрос и тут же замолкала. Еще не зная об этой ее особенности, я как-то крикнул ей сверху и спросил, знает ли она, какой час. «Да, сэр», – ответила она и скрылась на кухне. Прождав полминуты или около того, я снова ее позвал. «Аменда, – укоризненно произнес я, – прошло десять минут, как я попросил тебя сказать, сколько сейчас времени». – «Разве? – простодушно переспросила Аменда. – Простите, но я подумала, что вас интересует, знаю ли я, который час. Теперь половина пятого».
Однако вернемся к розжигу огня… Тогда Этельберта задала служанке вопрос, пыталась ли она еще раз развести огонь.
– Да, мэм, – был ответ. – Четыре раза. Если хотите, мэм, могу еще попробовать.
Такой услужливой служанки у нас никогда не было.
Этельберта заявила, что спустится и сама разведет огонь, а Аменде велела следовать за ней и учиться. Эксперимент меня заинтересовал, и я к ним присоединился. Этельберта подоткнула платье и принялась за работу. Мы с Амендой стояли рядом и смотрели во все глаза.
Через полчаса Этельберта, раскрасневшаяся, перепачканная и раздосадованная, отказалась от намерения развести огонь. Плита по-прежнему сохраняла тот холодный и надменный вид, с которым нас встретила.
Тогда пришлось мне приняться за дело. Я старался изо всех сил. Горел желанием победить в нелегкой борьбе. Во-первых, мне хотелось позавтракать. А во‑вторых, я думал, как приятно будет сказать, что задача оказалась мне по плечу. Ведь каждый, кто попытается разжечь огонь таким способом и у него получится, может гордиться успехом. Даже при обычных обстоятельствах развести огонь в плите – нелегкое дело, а сделать это, следуя указаниям Макшонесси, – настоящий подвиг, о котором приятно будет вспоминать. Я уже представлял, как буду хвастаться перед соседями.
Но, увы, успех меня не ждал. Кое-что поджечь мне, правда, удалось – например, кухонный коврик и снующую под ногами и что-то вынюхивающую кошку, но топливо в плите оставалось огнеупорным.
Усевшись по обеим сторонам нашей холодной и унылой плиты, мы с Этельбертой смотрели друг на друга и проклинали Макшонесси, но тут Аменда вывела нас из глубокого отчаяния одним из своих практических советов, оставив за нами право решать, принимать его или нет.