Увы, Карл! Две недели спустя я встретил его снова. Я возвращался домой с работы, ждал трамвай на остановке. И в этот момент почувствовал его присутствие. Этот человек находился в доме напротив и наблюдал за мной из окна. Он ждал меня, Карл, и на этот раз целенаправленно пытался проникнуть во все подробности нашей тайны. Я был готов к этому – мне удалось закрыться, он остался ни с чем. Но во время нашей краткой борьбы мне самому удалось кое-что о нем узнать. Этот человек, Карл, работает в НКВД. И не рядовым сотрудником – у него очень большие полномочия. Он курирует несколько секретных проектов, выявляя шпионов – с его возможностями это совсем несложно. Но главное заключается в том, что этот человек фанатично предан своей стране. Теперь, благодаря моей оплошности, он посвящен в тайну Д.А.Б. И я ЗНАЮ, что он попытается заполучить его. Учитывая возможности, которыми располагают Советы, это уже не кажется мне столь невероятным. Поэтому – беги, Карл! Спрячься ото всех – от меня, от Пьера. Пусть никто не знает твоего нового имени. Потом, когда все уляжется, мы найдем способ связаться. Я уже завтра попытаюсь покинуть Москву. Завтра уезжает наша делегация, я попробую уехать с ними. В присутствии дипломатов меня не смогут арестовать. И да хранят нас боги, Карл!
Искренне твой, Густав».
Прочитав письмо, Остроумов вздохнул.
– Ты глупец, Густав. Мы вполне могли бы договориться. Теперь все потеряно и для вас, и для нас…
– Этот Густав – он писал про вас? – почему-то шепотом спросил оперативник.
– Да, Валера… – Остроумов снова всмотрелся в текст письма. Затем отложил листок, придвинул к себе шкатулку. Не торопясь перебрал все документы. Уже собирался снова сложить документы в шкатулку, как вдруг что-то привлекло его внимание. Взяв шкатулку, Остроумов внимательно осмотрел ее, затем достал из ящика стола складной нож.
– Что-то есть, Илья Георгиевич? – все так же шепотом поинтересовался Валера.
– Сейчас проверим… – открыв лезвие, Остроумов аккуратно подцепил им суконную подкладку, выстилающую дно шкатулки. Присмотревшись, уже без колебаний оторвал у шкатулки стенки, а донышко аккуратно расщепил на две пластины.
– Вот так-то вот, мой дорогой Густав… – удовлетворенно пробормотал он, когда из разделившегося донышка на стол скользнул ровный квадратик бумаги.