Алиса - страница 2

Шрифт
Интервал


Может быть потому, рано или поздно, какой бы сильной не была боль, наступает какое-то непонятное смирение. Состояние абсолютно спокойной смерти – совершенной безмятежности. Как будто любимый мальчик сжал крепко-крепко твою руку в своей ладони, и поцеловал. Так отрывисто-нежно и неожидано. и ты «умерла».

И вот уже, словно ничего и не было, и вы идёте с ним дальше. И даже не знаете, как отреагировать. И дело даже не в количестве поцелуйного опыта. Этот самый поцелуй, который ты так ждёшь, всегда неожиданен. И если идиотскую улыбку счастья ещё можно скрыть, то звёздочки – этих наглых солнечных зайчиков, неожиданно ворвавшихся в вашу душу и уже весело в совершенно бардачно-беззаботном порядке скачащих в переливах солнечного света по вашей радужной оболочке, спрятать уже нельзя.


Потому, победивший однажды боль, однажды встанет в один ряд с богом.


И я расплылась глазами по окружающей меня обстановке. По-мимо, этой неудобно-мягкой кровати, какая есть, наверное, у каждого в его садовом домике, с её проваливающейся в никуда сеткой и довольно специфическими скрипами, я находилась в полной изоляции четырьмя стенами, выкрашенными в бело-голубоватый цвет, хоть и убаюкивающий и не бросающийся в глаза, но совершенно неопределённый и абсолютно пустой.


Не люблю пустоту. Может быть, поэтому, люди и верят в бога?


Но не я. Я всегда старалась его в первую очередь познать.


– С возвращением! – раздавил мои барабанные перепонки, как мне показалось, с некоторой грустью, в каждой произносимой букве, чей-то голос.

– Что? – спросила я. Нераслышав до конца, но уже по ассоциативно-логическим связям домыслив во время своего вопроса. Лично я не люблю повторяться и переспрашивать. Не потому, что мне сложно. А потому, что с каждым повтором твои слова обесцениваются. Человеческий мозг так устроен, что воспринимает звуковые раздражители, даже когда ты спишь. Это необходимо для выживания. И если тебя не расслышали, значит тебя и не хотели услышать. Об этом факте я не знала. Его потом мне расскажет мой новый друг. И на мое удивление, этот мой новый друг, тоже не собирался этого делать. И не дождавшись ответа на вопрос, я решила повернуть голову, что бы вглядеться в этого человека. Обычно я не люблю зрительный контакт, и предпочитаю общаться offline. Так легче представлять человека, хотя бы чего-то интеллектуально стоящего, но именно, эта сдержанность его манеры общения, заставила меня всмотреться в него. Не подумайте, я неэгоистична и невысокомерна, и абсолютно лишена тщеславия. Я нежная и хрупкая девушка, дотронувшись до которой пальцем, ещё чуть-чуть, ещё немножечко сильнее, можно было бы содрать кожу. Потому, прежде чем делать, я предпочитаю думать. А думала я о его красивых глазах. Которые хоть тони, цепляясь из последних сил за спасательные круги его радужных оболочек, и тем ни менее всё равно утонешь. Тёмно-карие, на грани совсем чёрных, глаза. Обожаю глаза – они самые честные. Две вселенные с искрами туманностей из звезд. В них есть жизнь. Но не все это могут видеть. И даже я не всегда. Люди слишком закомплексованы, чтобы видеть других. И пытаются увидеть в других себя. Особенно те черты, которыми они хотели бы обладать, но не могут. Потому, наверное, и обожаю переоценивать людей. Наверное, если мне не нравятся глаза, то мне и не нравится человек. Хотя и понимаю, что он может рассказать больше, чем я бы смогла сама. Но человек-эгоист. Для меня глаза являются внешним показателем внутренней красоты человека. Его способности верить в чудеса. Обожаю эту способность. Наверное, потому, что самой мне её порой очень не хватает.