Раньше, первые месяца два, она часто думала о жизни. Но чем дальше, тем хуже это становилось. Мысли о прошлом и грядущем сопровождались паническими атаками, тело трясло, сердце бешено стучало. Единственной опорой осталась она сама. Она должна была сохранить разум, потому и выбрала отстранённое существование, научилась без эмоций и сопротивления принимать всё, что происходило в этих проклятых стенах. У неё был дар, делающий пребывание среди алчных, жаждущих власти людей по истине невыносимым. Она слишком чутко реагировала на колебания их душ. Впрочем… раньше. Сейчас восприятие значительно притупилась. Пленница не могла больше почувствовать нити мироздания, приоткрыть завесу будущего. Что уж тут: не чувствовала и их с Эданом связи. Эта ниточка потускнела до невозможности, стоило Эдии научиться отгораживаться от всего. Такова была плата. Так древнюю нариванрайскую кровь в её жилах забила жестокая Равильская действительность.
И всё же… Эдан. Боже, бедный Эдан!
По щеке невольно скатилась слеза. Опять.
Она помнила, как он рвался к ней, вгрызаясь в стражу, как требовал, а затем молил не забирать её, унижаясь, стоя на коленях под действием сильных рук в латных перчатках. Как до самого последнего момента вырывался, пока не упал без чувств от кровопотери.
В тот момент сердце Эдии остановилось. Она забыла, как дышать.
Но она знала, что он жив, что с ним всё хорошо, что он оправился, отделавшись кучей шрамов. Что его заперли, потом сослали. Второй год он находился неизвестно где, наверняка отчаявшийся и сломленный. Первый год Райден с радостью делился с ней известиями о том, как тяжело её любимому, больше полугода подтрунивал, но вот уже несколько месяцев делал вид, что эта тема его никогда не волновала. Варианта было два: либо ему наскучило, либо Эдан неведомым образом вырвался из-под надзора после относительно недолгой опалы.
Утерев единственную слезинку, пленница вдруг слабо улыбнулась. В конце концов, господин Игнесс отчалил на целых два дня! Отсутствие главного мучителя, вопреки всем самоубеждениям, не могло не радовать. Её ожидало два дня блаженства. Размеренных и спокойных. Спрячется и никто не найдёт, она никому не нужна. Она здесь никто, просто вещь. Вещь без хозяина, пылится в кладовке – как она счастлива!
Почему же до сих пор стояла у окна?..