мог слышать, как шаги его спутника удаляются в противоположном
направлении. Музыкант осторожно лёг, проверяя, насколько местная
койка примет длину его тела. Странно, но в эти минуты спокойствия, в
кромешной темноте, нарушаемой гулом мотора судна и ощутимой качкой, скрипач сумел сквозь прикрытые веки восстановить в памяти убранство
своей квартиры, словно перенесясь обратно в свою гостиную. Впору было
бы вообразить свой диван, столь удачно вписывающийся в домашнюю
обстановку, но вместо этого перед глазами Гайгера возник злополучный
футляр, ставший темницей для своего содержимого. Музыкант не мог
лгать самому себе. После разговора с Куто, когда тот попросил о помощи, внутри него что-то изменилось. Днём ранее он носился с этим футляром, как с писаной торбой, а о том, чтобы силой взломать замок, не могло быть
и речи. Теперь же футляр приобрёл совершенно иное значение. Он стал
своего рода барьером, ограждающим Гайгера от чего-то сокровенного.
Неужели тоска по любимому инструменту могла вызывать все эти
эмоции? Впрочем, если задуматься, теперь за створами футляра
скрывалось нечто иное, ради чего Гайгер столь легко согласился
отправиться обратно – на другую сторону света.
Открыв глаза, скрипач вновь оказался в кромешной темноте каюты. Он
хотел было вытянуть перед собой руку, дабы проверить – насколько
всепоглощающая местная тьма, но этого ему сделать не удалось. Рука
сильно ударилась обо что-то, нависавшее над ним. Гайгер одёрнул руку, но тут же повторил попытку, куда более осторожно, обеими руками.
Ладони, в полуметре от груди, встретили препятствие, природу которого
не удалось распознать. Что-то твёрдое, гладкое, странной формы,
обтянутое материалом более всего напоминающим…шёлк! Как такое
вообще было возможно здесь, на старой посудине, все поверхности
которой, сами по себе, являли образец неухоженности?
Гайгер принялся водить руками по обтянутой шёлком поверхности. Очень
быстро он понял, что над ним была крышка, плотно смыкающаяся с той
частью, на которой он сам теперь лежал. Подняться не представлялось
возможным – расстояние было очень малым. Музыкант принялся
работать ногами, но ни к чему это не привело, как и попытки повернуться
набок.
В какой-то момент Гайгер замер, скованный ужасом от внезапного
осознания природы своего заточения. Всё выходило так, будто он был внутри