– Ни платка нет, ни колец… выходит, не взяли взамуж тебя, тьфу, перестарок! Ох, мало нам бед от Варвары было, так ты ище принесла! Стой тут, не ходи никуда, жди воды!
Девка круто повернулась и на выход пошла, а перед тем, как скрыться, руки о сарафан потёрла, будто не меня за пальцы хватала, а серебро да злато в коровьем навозе искала! Ух, меня зло взяло!
Сейчас я словно оказалась внутри одного из бабушкиных рассказов, только когда слушала её, думала, что речь шла о жизни в деревне обычной, а не в сказочной доисторической общине. Не этих я мест, почему всё это выслушивать должна?! Сложив руки на груди, я мрачно наблюдала, как девка принесла добротное корыто да два ведра воды, но не смолчала, когда девка насыпала в плошку муки, развела её жижей из кувшина, и сказала этим мыться.
– Ты меня обмазанную запечь решила? Что за глупости?
– Мука овсяная с травяным отваром разводится, нечистоты твои вмиг ототрёт. Ишь, ещё носом воротит! Поди, захухрой-то тебе ходить сподручнее!
Ну, это уж через край!
– Тебе сколько годков, девочка?
– А тебе на что?
Я подбоченилась и ядовито сказала:
– Ну, с виду так лет двадцать. Слыхала я, что кто до такого возраста платок не наденет, так свой век изгоем мыкаться и будет. Так что была б ты повежливей с таким перестарком, как я, глядишь – и ты в своё время слова ласковые услышишь. Оно ж знаешь, как в жизни: всё возвращается, и хорошее, и плохое. Плохое, почему-то, находит дорогу быстрее.
И без того красные щёки стали пунцовыми. Может, и зря я, но и пусть! Сколько ж можно всё это сносить! Так это я ещё ни с кем не беседовала, и, видно, не буду, раз тут заведомо такое отношение. Ох, бабуля, что ж ты им сделала-то, что и на меня это перекинулось?
– Ества да жбан с квасом на столе оставлю, как вымоешься – воду сама неси выливай, да смотри чтоб за избу – нечего у крыльца грязь месить…
– Да знаю я, знаю, бабушка мне про это всё детство долдонила.
– Ну, хоть штось, – хмыкнула девка и резко дёрнула занавеску, красноречиво закончив разговор.