Томас как ни в чем не бывало наклонился, вторгаясь в мое личное пространство. Меня окутал свежий аромат ветивера, сопровождаемый резкими нотками табака.
– Осторожно, ты покраснела слишком сильно. Люди могут подумать, что ты считаешь меня неотразимым, – прошептал он.
Какая самонадеянность!
– У тебя неотразимая способность сразу демонстрировать, какой ты на самом деле.
– И какой же я? – в глазах Томаса загорелось любопытство.
– Эгоистичный мудак, – сухо ответила я.
Оскорбление, похоже, застало его врасплох – он дерзко ухмыльнулся. Я не привыкла так выражаться, но, черт подери, он это заслужил!
Профессор покашлял, призывая нас к тишине.
– В прошлом году вам удалось избежать экзаменов. Не могу знать, по какой божественной милости. Но в этом году, мистер Коллинз, на моем курсе вам придется потрудиться.
Томас ничего не ответил, только кивнул.
– Для всех тех, кто серьезно относится к занятиям и намерен расширить свой кругозор, с радостью сообщаю, что сегодня мы поговорим о Канте.
Мои глаза загорелись от одного только упоминания фамилии выдающегося философа, а Томас закрыл лицо рукой и пробормотал что-то про огромную занозу в заднице.
Следующие двадцать минут мой сосед преспокойно слушал музыку, будто ничего не произошло. И я была бы рада не обращать на него внимания, но, к сожалению, из его наушников доносился такой ужасающий гул, что у меня не получалось нормально следить за ходом лекции. В конце концов я не выдержала и постучала Томаса по плечу.
– Было бы неплохо убрать это, ты так не считаешь? – взглядом я указала на телефон у него на бедре.
Томас посмотрел на меня так, будто я только что сказала, что мы не в аудитории, а на космическом корабле и летим на Марс. Затем он снял левый наушник и спросил:
– Почему?
– Потому что я слушаю лекцию, а ты мешаешь, – я старалась сохранять спокойствие, чтобы не ввязаться в очередную словесную перепалку.
Мне просто хочется сосредоточиться на теме занятия. Разве я так много прошу?
Томас вернул в ухо наушник и сделал музыку еще громче, игнорируя мою просьбу. Вдобавок он принялся надувать пузыри из жевательной резинки и лопать их зубами.
Вот бы засунуть ее ему в волосы!
Я одарила Томаса одним из своих самых страшных взглядов, которые обычно бросала на маму, когда та доедала последнюю упаковку печенья и забывала об этом предупредить, или на Трэвиса, когда понимала, что он пропустил мимо ушей мои слова.