Горячая вода смывает с меня пот, жар и кровь, я спешно растираю мокрые волосы полотенцем и переодеваюсь в белый сарафан. Но когда сбегаю по лестнице обратно на кухню, Люция встречает меня на пороге с победно скрещенными на груди руками и полотенцем, перекинутым через плечо, точно трофейное знамя.
– Ушел. Ему позвонил отец, и он, как порядочный сын, тут же со мной попрощался. Но не буду лгать, его это огорчило.
Я кусаю губу и отвожу взгляд в сторону окна, на котором Люция выращивает разноцветные бегонии. Не хочу, чтобы она видела мое огорчение.
– Он оставил для тебя коробку, синьорина, – уже мягче произносит Люци, кивая в сторону стола.
Я подхожу медленно, словно боюсь обнаружить внутри змею или скорпиона. Приподнимаю крышку и не сдерживаю тихий стон умиления. Мои босоножки из последней коллекции Джимми Чу. Поверить не могу, что он вернулся за ними в «Беспамятство». С мягкой улыбкой провожу подушечками пальцев по серебристым ремешкам и замечаю прямоугольную карточку: «для счастливых танцев».
– Для парня из ночного клуба он на редкость порядочен.
– Это точно… – выдыхаю я и тут же вздрагиваю, – что? Люци, но как ты…?!
– Я что, похожа на глухую и слепую бабку, неспособную сопоставить двухчасовой треп по телефону с Карлой, монашескую улыбочку перед отходом ко сну в девять вечера и непреодолимое желание принять душ в четыре часа утра?
– Дьявол, я и не знала, что ты у меня такой Шерлок! – я широко улыбаюсь и обхватываю Люцию за шею, крепко прижимаясь к пухлой груди.
– Ты думала, я динозавр?! – Люци легонько отстраняет меня и кивает в сторону стула. – Садись, обработаю твою ногу.
– Ты же не скажешь папе? – робко мяукаю я, когда она проходится антисептиком по моей лодыжке.
– Воздержусь. Но в ответ попрошу быть честной, – Люция поднимает на меня свои проницательные зеленые глаза. Она еще и слова не сказала, но я уже считываю с ее губ следующий вопрос:
– Ты специально поранила ногу?
– Люци… – вздыхаю я, закатывая глаза, но она крепче сжимает мою щиколотку.
– Ты же сделала это не специально?! Говори!
– Конечно нет! Если не веришь, спроси у Лукаса, я ободрала ногу на пробежке!
– Хорошо, хорошо, я верю тебе, Эли, не волнуйся, – Люция поглаживает меня по коленке и заклеивает ранку широким пластырем. Но теперь уже я не могу не волноваться.
Зверь, загнанный в самый темный уголок моего сознания, принимается нервно скрести своими когтистыми лапками грудную клетку. Только карточка Фабиана в руке и воспоминания о прошлой ночи не позволяют ему вырваться из сердца и проникнуть в самое мое нутро.