– Глупые они у тебя, – с досадой сказал Максим и, подумав, добавил. – Наши не умнее.
Юля обняла подругу, Альфира смущенно помахала Максиму, она была до сих пор немного красная от смущения. Когда она скрылась в подъезде, Юля вопросительно посмотрела на Максима.
– Я зайду, а то наши тебя съедят. Папа вроде вернулся.
– Вернулся, мама его обрабатывает. Знаешь, сколько они спорили по телефону о моей работе? Я уши заткнула, они вообще не стесняются! Мама в последнее время все на громкой связи обсуждает, еще и требует, чтобы я слушала.
– Это она у бабушки переняла. Походу маразм надвигается, – Максим ухмыльнулся. – Тяжело тебе.
– Конечно, сам свалил и радуешься, – Юля ощутимо ткнула кулаком в живот, Максим от неожиданности охнул.
– Поверь, если бы я остался, было бы еще хуже. Пошли, а то мамаша, наверное, уже рвет и мечет.
– Ой, я у Альфы телефон и ключи не забрала. Да и черт с ними, завтра заберу.
Они посмотрели на окна шестого этажа, ища силуэт Альфиры, но там горел яркий свет и никого не было видно. До дома шли молча, Юля думала, как спросить у Максима, посоветоваться, но не могла даже сформулировать самого простого вопроса. Она сильно устала, ноги чесались и гудели, как и руки с плечами, на которые будто бы кто-то навалил две чугунные наковальни, тянувшие Юлю к земле. Она была готова уже просто лечь в траву и уснуть. Максим взял сестру под руку и потащил домой, она как в младшей школе еле волочила ноги. Утром маленькая Юля не хотела идти в школу, а днем возвращаться домой, а Максима отпускали гулять только тогда, когда он сдаст сестру матери.
Дома Максим взял основной удар на себя. Юля успела спрятаться в ванной и принять душ, пока мать обрушивала первую волну негодования, рассказывая сыну, какая Юля стала непослушная и как она беспечно и отвратительно относится к своему будущему. Отец смотрел на кухне телевизор, делая вид, что его это не касается. Под звуки маминых воплей и криков политических шоу, Юля, переодетая в пижаму, шмыгнула к себе, бесшумно закрыв дверь.
– Ты должен повлиять на сестру. Она нас не слушается, будто мы для нее ничего не сделали! – возмущалась мать, Максим спокойно пил чай, зная, что сейчас лучше ничего не говорить. Любое возражение или даже согласие будет трактоваться против него – это как брызнуть жидкость для розжига в занявшиеся угли, чтобы пламя полыхнуло ярче. – Юля! Юля, иди сюда!