Поэтому когда перед ноябрьской демонстрацией Людмила Князева подбежала к их группе и, пошушукавшись с Розалиной Михайловной, убежала, Геля не придала этому никакого значения. Даже, несмотря на торжествующий взгляд, который Людмила бросила на Гелю. Эти взгляды уже Гелю не удивляли. Бешеное обожание какой-нибудь персоны у Людмилы сменялось тихой ненавистью к этой же персоне с регулярной периодичностью. Геля уже пару раз проходила через эту дичь.
Когда к ней подошла однокурсница Лариса со словами « Тебя можно поздравить?», Геля совершенно спокойно спросила «С чем?»
– Так Людкин брат вернулся….
И тут Геле пришлось призвать на помощь все свое самообладание
– А… Ну да… Пусть с семьей побудет…– произнесла она с великодушной улыбкой, мысленно употребляя много всяких других слов в адрес убежавшей сестры брата. Одно из самых безобидных было слово «дрянь»!
Придя домой после демонстрации Геля, естественно, помылась, накрутилась, накрасилась, и сидела в своей комнате, прислушиваясь к телефону, как «дура с чистой шеей».
Андрей не позвонил.
Хорошо, что Алла уехала на праздники к родителям. И Геле не надо было реагировать на ее сочувственные взгляды и утешения.
А что взгляды были бы, Геля не сомневалась. Еще бы. Два года ждать парня из армии, ни с кем, можно сказать, не поцеловавшись…
Ну, почти ни с кем.
А в итоге вместо того, чтобы мчаться к ней с цветами в первую минуту прибытия на родную землю, он шляется неизвестно где…
Вон к Надюше и Василий и Юрка мчались из других городов при каждой возможности…Юрка вообще из военно-морского училища из Одессы. Вася то ладно, почти рядом. Москва-Горький.
Как все это понимать?
Андрей не позвонил. Ни в этот день. Ни на следующий. Звонили, кто угодно, только не он. Сердце устало падать в желудок от каждого звонка…
Геля ждала. Но когда и утро третьего дня не разродилось звонком, Геля вздохнула даже с каким-то облегчением.
– Ну и достаточно!
Облачилась в лучшее свое крепдешиновое платье с юбкой клеш в охристо-бежевых тонах. Туфли- лодочки на высоком каблуке, макияж, прическа, духи…Батя как-то привез маме из Каира, а Геля реквизировала.
И удалилась из дома с гордо поднятой головой, провожаемая оценивающим взглядом хозяйки дома, Люсиной мамы.
Домой она решила до вечера не возвращаться. Это было нетрудно сделать, потому что вчера Арамис назначил репетицию на сцене филармонии и пригласил Гелю. И режиссер народного театра Юлик Бидерман сообщил, что вечером спектакль, в котором Геля играла, и перед спектаклем не мешало бы прогнать кое-какие сцены. Спектакли игрались от случая к случаю, Геля уже давно хотела уйти, но все как-то не получалось. Заменить ее в ролях было некем. А подводить хороших людей ей не хотелось. Они скрасили ее одиночество первого года пребывания на чужбине.