– Наверное, она считает, что ты хочешь украсть её душу, – улыбнулась Годана.
– Ладно, пусть не открывает, – сдался мудрец. – Помогите мне!
Он пальцами отогнул губы, чтобы я полюбовался на его десны. Зденька и все служители повторили вслед за ним – кто во что горазд. Взрослые, огромные, бородатые и не очень, люди скалили мне зубы со всех сторон. И вдобавок мычали, умоляюще вращая глазами. Окажись на моем месте кто-то не знающий языка, принял бы это за какой-то дикий обычай.
– Она на нас смотрит, как на умалишенных, – промямлила Годана.
Я вздохнул и, закатив глаза, отогнул губы, чтобы все полюбовались на мои крепкие и здоровые резцы.
– Действительно, ни малейших признаков морской язвы, – пораженно сказал Арант. – Как у неё это получилось?
– У неё очень сильное Равновесие? – предположила Годана. – Такое, которое не может поколебать море? О её народе мы ничего не знаем.
– Да, её спокойствию можно только позавидовать, – поддакнул Илья. – Она ни разу не плакала и даже глазом не моргнула, когда мы расстреляли хаоситов.
Ааант разочарованно отступил.
– Да, возможно, так и есть. Готовьте соль и прокалите нож. Я пойду к Дану Втораковичу.
Мне захотелось взять ложку и со всей дури зарядить ею промеж глаз этих… служителей Равновесия, а в особенности их муд… мудреца. Выжившую пассажирку корабля дальнего плавания не поразила цинга из-за того, что она была невероятно спокойна? Что за логика такая? Почему они связали частые остановки в портах со здоровьем, но не додумались до свежих овощей и фруктов?
Служители вышли из-за стола. Годана развела в печи огонь. Илья поднялся в спальни. Кое-кто начал готовить нож. Я посмотрел на этот беспредел и понял, что без моего вмешательства несчастный Дан следующего утра, скорее всего, уже не увидит. А служители лишь вздохнут и принесут свои соболезнования. Аранта, возможно, снимут с должности мудреца Порядка, и этой группе, наверное, назначат другого руководителя… Который может быть еще более фанатичным в вопросах веры и отнесется ко мне не так снисходительно и вежливо. Да еще будет лечить по своему разумению, не спрашивая ничьего совета.
Я встал и тихо вышел следом за мудрецом. Он, по крайней мере, прислушивался к своим подчиненным, а значит, к единственной здоровой пассажирке корабля дальнего плавания он тоже, вероятно, прислушается. Пусть она и не знает языка, но видеть и показывать она ведь способна? И я сначала пошел посмотреть на пациента.