Я принял веер. Всё-таки шелк, кость и вышивка золотой нитью. Сколько-нибудь в моем мире он точно стоил. Да и компенсация за неудобства мне определенно полагалась.
А неудобства эти были велики. В первую очередь мне приходилось чистить зубы тайком, в темных чуланах и с одной кружкой воды. За всю неделю я нормально помылся лишь раз – в банный день. Еще пришлось долго отбиваться от совместной помывки с женской частью отряда, всячески возмущаясь таким бесстыдством, и идти последним. Это оказалась вовсе не привычная мне баня, а закопченная халупа, вся в саже, пропахшая дымом. В ней просто не было нормальной трубы! Я зашел – и чуть не окочурился: даже после мужчин и женщин температура стояла такая, что волосы едва не вспыхнули. Париться я не рискнул – быстро-быстро вымылся, прополоскал белье, завернулся в простыню и выскочил буквально через пять минут. На обратном пути чуть не извозюкался в саже. В остальные дни пришлось довольствоваться обтираниями влажным полотенцем – опять-таки тайком. Ни привычного утреннего душа, ни кремов. Я пытался умываться хотя бы отваром лопуха, но без профессиональных средств кожа медленно, но верно покрывалась жиром. Перед поездкой выскочил первый прыщ. Я тихо зверел и мечтал о цивилизации.
Иногда я думал просто плюнуть на конспирацию, но вспоминал расстрелянных мужиков, матерился на корейском и с новыми силами вступал в негласный бой. Оружие было одно – голос. К концу поездки все четко уяснили – Лим Тэхон ужасно стеснительная особа, которая ради уединения вопит так, что птицы с веток падают. Даже если в её огороженный темным халатом угол пытается заглянуть женщина. Спасибо моему контртенору, который позволял сходу брать самые высокие ноты без вреда для связок. Знали бы мои преподаватели, как их ученик использует высокое искусство вокала, – обхохотались бы.
Но человек привыкает ко всему, а поездки рано или поздно заканчиваются.
В какой-то момент лесные шорохи сменились городским гомоном, и кони звонко зацокали подковами по брусчатке. В воздухе явственно запахло рекой и рыбными потрохами. Арант скомандовал сбор. Люди моментально стянули свои узлы. Я сдернул с веревки свою импровизированную ширму и затолкал её в чемодан. Повозка дернулась, встала – и мудрец бесцеремонно схватил в одну руку мой чемодан, а в другую – мою ладонь. Мне страстно захотелось отвесить ему пинка, чтобы не тащил, но я лишь прошелестел: