– Есть один старичок, – сказал он наконец. – Сам в полной завязке, но помогает при случае. Волшебник, собака! Однако залог берет – глаза лезут…
– Ничего, – сказал Лимон благодушно. – Мы за ценой не постоим. По девке и сережки.
– Когда нужен инструмент?
– Хоть сейчас.
Жердецов допил чай и встал.
– Если не помер… Если старичок в порядке – сегодня же вас и сведу.
– Никаких свиданий, – нахмурился Лимон. – Ты берешь инструмент, я беру сейф. Разделение труда.
– Уговорил, Жора, – тяжело вздохнул Жердецов. – Другому бы хрен в окошко показал…
Убрался Жердецов, а Лимон достал из-под ржавой и обколотой ванны плоскую металлическую коробку, в какой сантехники носят ключи. Из коробки вынул деньги, пересчитал. Отслюнявил кучку долларов и потопал в центр, в «Детский мир».
На Цветном бульваре, у Дома народов, со стороны Малого Сергиевского, пиво бутылочное продавали – прямо с машины. Лимон пристроился в небольшую очередь, да разглядел, что пойло синтетическое – колосок на этикетке не желтый, а синий. Пошел он дальше. На другом углу, уже у Трубной, толпились кришнаиты в белых простынках и босиком, тыквы бритые блестели.
– Ом мани, падме хум! – покривлялся Лимон. – Кто последний в Катманду?
Кришнаиты его проигнорировали. Лимон сплюнул. Кришнаитов он ненавидел. Москва и так черт знает на что стала похожа – черные, желтые со всего света, тюрбаны, бурнусы, тоги, леопардовые шапочки… Хозяевами глядят! А тут еще свои, отечественные говнюки перекрашиваются.
Поднялся на пригорок к Рождественке. Он ее любил – недлинную улицу, не изуродованную реставраторами и пока не занятую офисами, сохранившую, вероятно из-за Рождественской церкви, неповторимый колорит старой Москвы, в прочих местах столичного центра почти уничтоженный. Сюда, на Рождественку, еще улицу Жданова, Лимон целую зиму бегал – в девятом, кажется, классе. Жила тут девочка с простеньким именем Света…
Не успел он сделать несколько шагов по Рождественке не успел ностальгически расслабиться, как тут же в облаву попал. Завыли, перегораживая улицу со всех сторон синие мерседесы, затопали желтыми говнодавами патрули, замахали демократизаторами, сгоняя толпу в кучу к древней стене церковной ограды. Лимон встал мордой к стене, руки поднятые на нее благовоспитанно сложил, чтобы патрули лишний раз не гавкали, напоминая о правилах хорошего тона в облавах, дубинками в копчик не толкли. Об одном Лимон пожалел – доллары взял. Весной в такой же облаве ему патрули вывернули карманы и притырили шесть тысяч. Правда, нашими, лиловыми «бабочками». Невелики деньги, но обидно.