Меня вывели из машины. Наручники не снимали.
Мы долго брели по полутёмным коридорам. Здесь дурно пахло: больничный запах смешивался с вонью подгнившей еды или помоев. Меня начало подташнивать. Я вдруг вспомнил, что с утра не ел.
Наконец меня завели в кабинет, заставленный старыми столами, похожими на школьные парты. За одним из них сидел офицер. Полный, с большой блестящей лысиной. Блеснув очками в золотой оправе, он с любопытством уставился на меня.
Один из моих конвойных доложился. Офицер вздохнул, потом цокнул языком и указал на стул напротив.
– Волков Андрей Владимирович, – задумчиво произнёс он, проглядывая какие-то бумаги на столе. – Присаживайтесь.
Я посмотрел на конвойных, потом двинулся вперёд. Кое-как разместился на краешке стула – сидеть со скованными наручниками за спиной руками было ужасно неудобно.
Какое-то время было тихо. Офицер скрипел ручкой по бумагам. Конвойные застыли на месте.
Потом лысый поднял голову, посмотрел сначала на меня, потом на тех, кто меня привёл.
– Почему наручники не сняли? – спросил он.
– Так ведь… – начал было отвечать один из конвойных, но лысый его перебил.
– Как, по-вашему, дактилоскопию делать? И как он протокол подписывать будет? – спросил он.
– Он по категории особо опасен, так…
Лысый посмотрел мне в глаза.
– Буянить будешь? – спросил он.
Я отрицательно мотнул головой.
– И правильно. Потому что бесполезно, – сказал он, и снова обратился к конвойным: – Наручники снять! Ждать в караулке, я вызову.
Я встал. Щёлкнул замок. Я потёр затёкшие запястья. Потом за моей спиной хлопнула дверь.
– Присаживайтесь, – повторил лысый, снова указывая на стул.
Я снова опустился, в этот раз устроившись более комфортно.
– Волков Андрей Владимирович… да? – спросил он.
– Да, – кивнул я.
– Дата рождения?
– Седьмое января восемьдесят седьмого, – ответил я.
– Прописаны?
Я немного помялся.
– Прописаны? – повторил лысый, снова взглянув на меня.
– Постоянная регистрация отсутствует. Временная – Одинцовский округ, посёлок Жаворонки, улица Советская тридцать девять, – ответил я.
Следователь (видимо, это был именно он) вздохнул.
– Как же вы, Андрей Владимирович, докатились до жизни такой? – участливо спросил он.
Я чувствовал оттенки фальшивого участия в его голосе, но почему-то всё равно ощутил к нему что-то вроде симпатии. Может, не так уж страшно всё будет, а?