– Ты права, мам, – сказал я. – Расслабился в Америке. Ладно, забираем всё, а там поглядим.
– Вот, – удовлетворённом заметила мама. – Теперь я слышу слова не мальчика, но мужа.
Так вот за сборами и подошёл день отъезда. Со всеми, с кем мог и хотел, я попрощался заранее. Даже с Иркой Шуваловой, которую встретил накануне, когда обходил Кушку с подаренным цэрэушникамифотоаппаратом.
Мы столкнулись у Полтавских ворот. Я фотографировал, а она шла в город (её дом был за воротами, ближе к границе). Выросла с тех пор, как мы не виделись. Похорошела. Не девчонка уже шла по улице – молодая девушка.
– Привет! – поздоровалась она.
– Привет! Ну-ка, встань здесь, – я показал.
– Зачем?
– Фотография на память, – я попятился, приникнув к видоискателю. Ага, вот так, и солнце нормально падает.
– Внимание, улыбнись, сейчас вылетит птичка!
Ирка засмеялась, показав белые ровные зубы.
Я нажал на спуск.
Щёлк!
– Не уходи, ещё разок…
Щёлк, щёлк.
Теперь, пожалуй, хватит.
– Слышала, уезжаешь? – спросила она.
– Да. Отца в Москву перевели.
– А насчёт Америки… Правда, что тебя похищали?
– Ага. Правда.
– Расскажешь как-нибудь?
– Могу сейчас. Как раз гуляю.
– Я к тётке иду. Если проводишь…
Тётка её жила на другом конце Кушки, под сопкой с «Алёшей».
– Пошли.
Пятнадцать минут, не торопясь. За это время много не расскажешь. Да и устал я уже рассказывать о своих приключениях в Америке. Так, вкратце. Но Ирка слушала внимательно, время от времени поглядывая на меня своими тёмно-карими «кошачьими» глазами.
Мы дошли до поворота к тёткиному дому, остановились. Я всё ждал, когда она спросит о моих дальнейших планах, о том, как вышло, что я вдруг превратился из обычного слабого мальчишки в человека, которым заинтересовалась одна из ведущих разведок мира и даже сам Генеральный секретарь КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев. Но она не спросила.
– Прощай, Серёжа, – сказала Ирка. – Спасибо тебе за всё. Буду ждать письма с фотографией. Ну и вообще, не пропадай.
Неожиданно она сделала быстрый шаг ко мне, встала на цыпочки и быстро поцеловала меня в край губ. Запах солнца, чистой кожи и душистого мыла. Больше ничего.
Развернулась, пошла к дому. Летнее ситцевое платье и стройные загорелые ноги.
– Пока! – сказал я вслед. – Обязательно напишу.
Она, не оборачиваясь, подняла руку, помахала, и скрылась за деревьями возле дома.