– О чем они говорят? Я же не понимаю итальянский… – поинтересовалась я, растерев до розовизны лоб.
Борис не ответил и вдруг, подъехав к вокзалу, мы остановились.
– Что мы делаем у вокзала? Я не доеду на поезде до Москвы…
– Уезжаем в Венецию. По радио сообщили, что аэропорт закрыт и все сегодняшние рейсы отменены.
– Борь, посмотри на небо, безоблачная погода. Как это возможно? В России даже во вьюгу рейсы не отменяют…
– Сегодня бастуют железнодорожники, а митинги здесь порой настолько масштабны, что работа аэропорта может быть приостановлена на пару дней. Вот что переняли жители Рима из Древней Греции, так это демократию, только в видоизменённом виде.
– Ты же непричастен к тому, что тысячи пассажиров сегодня не доберутся до нужного места назначения? – испуганно спросила я, так и не дождавшись ответа.
Бастовать, как римские железнодорожники, мне виделось тривиальной нуднятиной. Может, я лишь уцепилась за пустяковый повод остаться с Борисом. Желательно навсегда. Точно, это было не «может», это было «наверняка», незаметно перешедшее в «очевидно».
Сев в скоростной поезд, я быстро уснула, а пробудилась лишь уже на родине Паладио и Каналетто.
Выйдя на площадь Святого Марка, мы сели в гондолу с сиденьями из бордового бархата, которая слегка напоминала плавающий на воде темный гроб дедушки Захара. В мрачно-бирюзовой воде отражались коричнево-оранжевые дома. Гондольер в тельняшке и шляпе с широкими полями запевал итальянские песни, еще большее влюбляя меня и в Венецию, и в Бориса.
Выскочив на мосту Риальто, мы с Борей присели на террасу кафе и заказали поленту с маринованной сельдью и каперсами, каракатицу из венецианской лагуны в собственном соку из чернил, обжаренные сардины в оливковом масле с кедровыми орешками и изюмом, тушеное мясо осла, пюре из рубленой трески и красный цикорий, приготовленный на гриле. На десерт мы попросили придуманное в Венеции тирамису, в которое нам растерли хрустящие сицилийские фисташки.
Казалось, Венеция – иной мир, будто собранный по осколкам, будто жители в нем всегда улыбчивы и прекрасны, будто это разноцветная мозаика, будто этот мир романтичнее Парижа и ярче Рио-Де-Жанейро. Будто Венеция создана влюблять и умерщвлять от восторга.
– Мы отправились вместе в Венецию, тогда, получается, ты одержал победу? Ты вроде говорил, что мой сюрприз оказался не хуже, – заговорила после обеда я.