– Закрыто! – с напускной серьезностью объявил Виталий и, на всякий случай, дернул ржавую ручку. Дверь, несмотря на солидный возраст, даже не дрогнула.
Как я успел заметить, дверь была оснащена двумя сувальдными замками. Пришлось задуматься, как их открыть. Можно, конечно, взять болгарку и лом, но портить чужое имущество, кому бы оно ни принадлежало, не хотелось. К тому же, эта дверь нам понадобится: она ограничит доступ посторонних на стройплощадку. Да и инструмент можно будет оставлять на ночь – не таскать же его каждый раз с собой.
– Придется поговорить с жильцами, – сказал я после минутного размышления. – Узнать, у кого ключи. Оставайтесь здесь или лучше идите на улицу – сегодня тепло и солнечно. А я пройдусь по квартирам, поспрашиваю. Может, у них есть старший по дому? Как-то же они решают бытовые вопросы?
Ребята, не заставляя себя уговаривать, вышли, а я, невольно поежившись от нехороших предчувствий, поднялся на первый этаж.
Дом, милый дом… Для кого-то, когда-то, вероятно… Но я никак не могу себе представить, как здесь, в этом подъезде, молодые мамочки паркуют свои коляски, а детишки постарше – самокаты и велики. Или молодую, влюбленную парочку, жмущуюся друг к другу в самом темном углу. Совершенно немыслимо это здесь…
Тихо, темно. Пахнет сыростью и пылью. Что самое странное, я совершенно не чувствую запаха жилья. Обычно в подъездах жилых домов, будь то старый дом или новостройка, всегда присутствуют всевозможные специфические ароматы. Запах еды, животных, женских духов или мужского одеколона. Запах алкоголя или табака, в конце-то концов. Здесь же… сырой бетон и как будто запах земли. Или грязи. Застарелой, полуразложившейся. Запах старого, нежилого помещения, откуда давным-давно сбежали даже мыши.
Я огляделся. С площадки влево и вправо от меня уходили два длинных, темных коридора. В начале каждого – двойные деревянные двери. Давно сломанные, лишенные положенных им стекол и с большими, сползающими рваными кусками серо-голубой краски. Одна из дверей левого от меня коридора вообще висела на единственной оставшейся петле, уперевшись верхним углом в стену.
«Пойду направо!» – почему-то решил я, видимо, не желая пока трогать почти полностью упавшую дверь.
Дом такого типа имел не совсем стандартную для общежития планировку. Слишком длинный для своего класса. Три подъезда, с основным входом через центральный – тот, куда мы зашли с ребятами. Пять этажей, и на каждом из них по всей длине дома тянулись общие коридоры. В них, почти друг напротив друга, располагались двери, ведущие в отдельные клетушки квартир. Как мне рассказал Егор, все они в этом общежитии похожи друг на друга как близнецы: однокомнатные и малогабаритные, с собственной кухонькой, где строители умудрились разместить мойку и узкую двухконфорочную электроплиту. А еще – крохотный санузел с метровой, так называемой сидячей ванной, больше похожей на большой тазик, и воткнутым в изголовье этой самой ванны унитазом. Плюс очень небольшая кладовка в прихожей, которую большинство владельцев этих «хором» использовали как гардеробный шкаф. Советский минимализм в самой извращенной его форме. Настоящий сверхбюджетный человейник.