Мы прогуливались вдоль лотков с овощами, потом дошли до фруктов, и, наконец, добрались до отдела со сладостями. Все происходило непринужденно, будто мы были незнакомы. Просто два покупателя, зашедшие в один и тот же отдел. Я шептала, опустив голову, чтобы на камеру не было видно даже движение моих губ, если вдруг мы попадем под угол обзора камер.
– Не волнуйся, никто меня не скрутит у выхода в магазин, это все равно что искать иголку в стоге сена, – успокоила я Вадима.
– Ты разозлила Миллера. А разозленный Миллер может найти и не такое… – вздохнул Вадик. – Слушай, Надька… пошла бы ты в полицию, там полная анонимность, защита, неприкосновенность… будешь работать с нашими ребятами, со мной в том числе. Сейчас ой как коррупционеров щемят, госпрограмма идёт нехилая. Зачем ты одна болтаешься? Идём к нам и никто тебя не тронет.
Начинается…
– Вот скажи мне, Вадик, как много владельцев корпораций ты посадил за последнее время?
– Ну… сейчас больше госаппарат шерстится… но до них тоже дойдут.
– Когда дойдут, много судеб будет уже сломано, – поджала я губы. – А, может, и не дойдут вовсе… ты же знаешь, как это происходит. Нужно делать это сейчас, а не мечтать, что когда-то это сделают за тебя.
– Надь… пора уже отпустить это… ты же себя погубишь. Ну кому это нужно?
– Мне, – отрезала я. Не хотела слушать его очередные нотации. – К тому же, сам знаешь, я уже засветилась. Ворох псов уже знает, кто я и что сделала с их дорогими кошельками. Так что тут уже без вариантов… мне нужно отсидеться и уезжать за границу.
– Полиция предоставит тебе защиту.
– Ты про кого именно говоришь? Может, про того, кто меня сдал? Или про того, кто способствовал убийству моей матери? А отца? Если ты забыл, они ещё не сидят. Эти оборотни в погонах давно продались, и устранят меня сразу же, как только я появлюсь в органах. Потому что знают, что я не буду сидеть сложа руки и начну под них копать. Идти сейчас в полицию все равно что прыгнуть в пасть голодным псам.
– Прости…
– Нет, для меня уже нет пути назад.
Происхождение определяет бытие – это правило начало действовать на меня с самого начала. Я дочь генерала Валаамова, и была виновата только по праву рождения.
Да, мой отец был генералом, и по влиянию в армии далеко не последним человеком. Он любил свою страну, но его преданность родине погубила нашу семью. Слишком принципиальным человеком он оказался, слишком жёсткие методы использовал, чтобы собрать по крупицам страну после развала СССР.