Всё закончилось спустя месяц истязаний. Его просто вышвырнули из камеры, в которой держали в коридор, со словами «пшёл отсюда, иди сам ищи себе место и отрабатывай жратву, но не думай, что про тебя забыли, придёт время и продолжим разговор». И только много позже, мальчик узнал, что у полковника появились другие заботы, что на поверхность, впервые после бомбардировки ядерными зарядами, отправляли первых разведчиков, и не все они возвращались целыми. Чтобы люди знали поменьше, камеру переоборудовали во временный лазарет-изолятор.
Какое-то время Сергей слонялся по коридорам подземного бункера, ища место, куда бы приткнуться. Бункер был огромный и поделён на несколько частей. В одной части отдыхали и спали люди, в другой были какие-то производственные помещения. Где-то был яркий свет и стояли ящики с растениями, где-то стояли станки и пахло смазкой, жжёным металлом и дымом, где-то стояли на столах какие-то склянки. Назначения всего этого Сергей не понимал, он просто слонялся из помещения в помещение, грязный, вонючий с истерзанными душой и телом. Он просто хотел найти тёмный уголок, затаиться в нем, чтобы никто, ни полковник, ни Кромсало, не могли его найти там. Он просто хотел побыть один, просто почувствовать снова, что такое спокойствие, и безмятежно поспать. И он нашёл такое место. В одном из отворотов тоннеля нашлось незапертое помещение, в котором штабелями были навалены мешки, с надписями, сделанными корявым почерком. Навоз, земля, цемент, фосфаты, нитраты и что-то ещё. На все помещение горело всего две лампочки, они немного освещали центр, углы же из-за штабелей мешков и недостатка освещения были в темноте. Там он и нашёл себе норку. Первые сутки он просто лежал на полу и смотрел в темноту, обессиленный и униженный. Понемногу он начал приходить в себя, и молодой, растущий организм напомнил о себе, напомнил, что помимо психических проблем, есть ещё и физиологические. Сначала ему очень сильно захотелось пить. Парень походил по комнате и в одном из углов нашёл торчащий из стены кран, под ним в полу было углубление, с решёткой. Он с трудом провернул короткую ручку крана, видно было, что им давно не пользовались, все было покрыто рыжим, шершавым слоем окислившегося металла. Из крана потекла струйка коричневой жидкости. Сергей подставил руку, жижа обтекала пальцы, со звоном падала на пол и, закручиваясь в воронку, проваливалась сквозь решётку под пол. Он понюхал руку, пахло ржавчиной и болотом. Прошло немного времени, и тонкая струйка сменила свой цвет. Теперь она уже не была коричневой, а выглядела вполне себе нормальной водой. Тогда он поднёс руки, сложенные лодочкой под струю и затем жадно выпил накопленную воду. Затем он набрал ещё и прижал ладони к лицу. Кожу защипало, сказывалось то, что он уже давно не мылся, а лицо было в ссадинах и коростах из крови и грязи. Сергей передёрнулся, набрал в руки ещё воды, и стал нервно смывать с себя всю эту мерзость, как бы пытаясь избавиться от ощущения прикосновения кулаков и ручищ Кромсало. Затем он сел тут же рядом и закрыл глаза. Из крана продолжала литься вода, а ему казалось, что это не струйка воды из ржавого крана, а ручеёк в тоннеле, из которого они с дедом брали воду. На несколько минут он перенёсся в свой мир, в котором было всё просто. Было понятно, что такое хорошо, а что плохо, было понятно кто свой, а кто чужой. Он снова открыл глаза, видение прошлого исчезло, он был в мире, который был ему не понятен, где было место недоверию, злобе, злости, жестокости, и всё это не в отношении врага, а по отношению к себе подобны, к людям.