– Зачем? – теперь, когда он вспомнил все, ненависть душила Джакоби, заставляя его пульс разгоняться. – Зачем они так с нами?
Стоунволл покачал головой. Для многих сентиентов майор был больше, чем командиром. Другом, отцом – вот кем он был, даже несмотря на то, что такие люди, как Стоунволл, приходит и уходят, ведь их жизнь несоизмеримо короче.
– Это политика. Содружество посчитало…
Услышав это слово, Джакоби побледнел от гнева.
– Содружество… ублюдки, – он сжал кулаки, и локтевой сгиб правой тут же полоснуло болью. – Лицемерные сволочи… они обменивают нас на жизни людей… пленных офицеров и всяких шишек из министерств. Продают словно куски мяса!
Джакоби попытался подняться, но Стоунволл силой уложил его обратно.
– Одного не пойму, майор, – Джакоби стиснул зубы до скрипа. – Разве меня не должны были прикончить, если я стал свидетелем этого безумия? Для чего меня собрали по кускам, как гребаного Франкенштейна?
– Я и говорю, политика! – Стоунволл наклонился к нему, и Джакоби различил тонкий, бьющий в нос запах продуктов спиртового распада. – Ты по внутренней связи всему взводу доложил, так? Зачистить тебя было бы недостаточно, тут надо весь взвод зачищать.
Джакоби выматерился: об этом он как-то не подумал.
– Как оклемаешься, к тебе еще придут поговорить на эту тему. Но я тебе скажу вот что, капитан: тебя оставили в живых, чтобы ты случившееся представил в другом свете. В новостях, журналистам этим.
– Что?!
– Своему взводу скажешь, мол, ошибся. Мерзко, понимаю. Но для общественности тебе придется сказать то, что на бумажке напишут.
– Черта с два! – пульс Джакоби подскочил до двухсот.
На писк монитора в палату прибежала Аника. Всплеснула руками, увидев разъяренного сентиента.
– Капни ему седативного, – шепнул Стоунволл.
– Нет, нет, – Джакоби замотал головой, но было поздно: игла шприца уже скользнула в его подключичный катетер.
– В последний раз предупреждаю, – Стоунволл склонился к нему. – Забудь об этом. Влитую кровь ведь обратно не выкачаешь – нет, твоя участь будет иной. Тебя разжалуют, а затем отправят в такие дебри, о которых ты и не слышал. Ты будешь добывать себе пропитание, поедая дождевых червей, до самой смерти, Джакоби. Понял меня?
До самой смерти… Сентиенты могут прожить и до трехсот лет, впрочем, после окончания военного контракта никому и в голову не придет беспокоить отдавшего свой долг солдата. Джакоби знал, что, отслужив положенный срок, он получит кучу денег и полную свободу действий – это было все, что ему нужно.