Ближе к ночи Джакоби ждал еще один разговор, на этот раз менее приятный.
Самочувствие улучшилось: ему разрешили сесть на кровати и даже почитать книгу при свете тусклой лампы. Впрочем, уже через двадцать минут Джакоби отложил ее – глаза начали дико чесаться и болеть, словно в них насыпали песка.
«Проклятье! Что, черт возьми, не так с моим зрением? – раздраженно подумал он и вдруг вспомнил, что еще не видел себя в зеркало. От этого осознания по спине Джакоби поползл едва уловимый холодок. – Это ведь мои глаза, верно?»
Поднявшись с кровати, Джакоби медленно приблизился к окну и распахнул тяжелые шторы. Чернота, одна сплошная темень. Коснувшись холодного стекла кончиками пальцев, он почувствовал, как дрогнуло, как тревожно ухнуло вниз его сердце. Без своего, такого привычного ночного видения, он почти ничего не мог различить; наверняка сейчас его зрение было даже хуже, чем у человека. Джакоби в очередной раз потер глаза, и перед внутренним взором тут же замелькали мушки да разноцветные круги.
«Проклятье!.. Ладно, капитан, бывало и похуже», – сказал он себе и прикрыл веки.
Потянул носом, прислушался. В отличие от глаз, другие органы чувств Джакоби восстановились в полной мере, и очень вовремя: воздух здесь был до головокружения чистым, лишенным всяческих примесей. Никакого дыма из вышек, того самого смога, что однажды превратил цветущий мир в обитель вечного сумрака. С самого детства Джакоби дышал этой едкой дрянью, однако легкие его, как и легкие любого другого сентиента прекрасно фильтровали поступающую взвесь.
– Не похоже на Межесвет, – вслух подумал Джакоби, припоминая свой родной городок в обожженных пламенем войны горах: именно в больницах Межесвета Джакоби бывал чаще, чем на свиданиях.
Кислород, озон, углекислый газ… Джакоби мог легко различить все оттенки, однако эта особенная соленая примесь, что заставляла его сердце панически метаться в грудной клетке, могла принадлежать одному лишь морю. Соленому, пьянящему, обнажающему душу морю.
«Рецепторы шалят. На Земле-4 нет ни морей, ни океанов», – Джакоби помотал головой. Снова прислушался: да нет же, он определенно слышал прибой, пусть и шумел он в десятках километров отсюда.
«Должно быть, я еще не откалибровался до конца».