Это наблюдение не про осуждение, нет… совершенно нет… это просто факт. И, скорее, я склоняюсь к тому, что так и должно быть, ведь ближе, чем мама, у ребенка нет никого. Папа – это добытчик, стена, защита, а мама – сердце, нежность, любовь и забота.
Маленькому человечку с сложным диагнозом в первую очередь нужна забота и любовь, а во вторую – защита и средства на лечение. И оба фактора крайне важны, это как две половинки одного яблока.
Я знакома с разными ситуациями в семьях, где растут особенные детки.
Полная семья, где оба родителя с любовью и пониманием растят своего особенного ребенка – это, к великому сожалению, скорее редкость.
Чаще встречается ситуация, когда только один из родителей тащит всю нагрузку по воспитанию и реабилитации ребенка аутиста, а второй осознанно отстраняется от этой проблемы (уходит совсем из семьи, либо ограничивается финансовой помощью).
Чаще всего из семьи уходят именно папы. Мужчинам сложнее принять диагноз ребенка, сложнее понять, что с этим делать. Ему становится страшно, когда картинка счастливой семьи, нарисованная в его голове, вдруг начинает расплываться не самыми радужными красками. Хорошо, если такие папы не забывают материально помогать своему ребенку после развода, и маме не приходится думать хотя бы о финансовой стороне вопроса.
Я помню время, проведенное в коридорах НИИ Мозга Санкт-Петербурга в ожидании приема врачей. Всегда была вереница мамочек с детками и редко-редко появлялись папы.
Одного такого папу, который один растил свою дочку с диагнозом РАС я очень часто вспоминала. Каждый раз его слегка взъерошенный и помятый вид с большим туристическим рюкзаком за плечами, всплывал у меня в голове, когда при мне мамы особенных деток говорили, что все папы одинаково «убегающие» от проблемы. Я отвечала им: «Нет, не все. Я точно знаю такого, который не сбежал и заботится один о своей дочке много лет».
Впервые я увидела Мишу на лестнице в больничном корпусе, он стоял перед малышкой лет четырех на коленях и пытался завязать ей шнурки на кроссовках. А девочка кричала, била его ногами прямо по лицу и плечам, все пыталась вырваться и сбежать. А он спокойным голосом повторял: «Сейчас, сейчас, потерпи, Настенька, не шуми…».
Я остановилась и подумала, что встреть я их на улице, то подумала бы что-то нехорошее про этого мужчину. Он с видом, который на первый взгляд производил впечатление того, кто пытается обидеть ребенка, а не помочь ему: весь в металле, татуировках, с длинными черными волосами, собранными в хвост, накаченными плечами, с большим черным рюкзаком. Она светловолосая, худенькая, голубоглазая девочка, совершенно на папу не похожая.