– Это же правильно! Зачем дому стоять, гнить, когда можно купить новенький автомобиль? Будем, втроем, ездить к младшему, в город. Еще и останется немного денег, купим корову, свежее молочко каждый день пить.
Мечта Михайловны разбилась, как хрустальная ваза, уже через полгода. К младшему взяли всего один раз, в следующие поездки оставляли присматривать за хозяйством. Как кончились деньги, у невестки сразу поменялось настроение.
Психовала по каждой мелочи-то свекровь не там вещи свои оставила, то посуду плохо помыла. А когда, случайно, разбила трехлитровую банку с молоком кричала такими словами, что любой мужик сквозь землю провалится от стыда. Сын сидел рядом и даже слово в защиту не сказал, слушал, как обижают мать, поддакивал.
– Еще дом отмывать от молока пол дня.
Несколько раз, убегала из дому, ходила по улицам, не хотела признаваться себе, в ошибке. Разговаривала сама с собой, пока их не было дома.
– Эх, прогадала я, что продала свой дом. Сейчас боюсь чихнуть лишний раз, на глаза показаться детям-вечно злые, недовольные. Перед соседями неудобно, стыдно- шастаю по деревне, выдумаю ерунду.
Иваныч сразу понял-обижают там его подругу, жалел её. Когда звал к себе, переждать бурю-отказывалась, махала руками.
– Что ты, Иваныч! Люди языками честь начнут, чего нет -придумают.
– Тебе сколько лет, Настя? Иль ты девица на выданье, молвы боишься?
– До снохи дойдет, что в дом к одинокому мужику хожу -головы не сносить, из дома прогонит.
– Я тебя к себе заберу. А что, Настасья? Может, правда, тряхнем стариной, да свадьбу устроим?
– Шутник ты старый! Только бы хохмы тебе строить. Ума совсем нет!
Настасья всегда нравилась Иванычу – мягкая, покладистая, спокойная. В молодости была очень красивой- миниатюрная, светловолосая, не зря приезжий парень увез к себе. Да и сейчас, не смотря на морщинки и немного лишнего веса-сохранила девичью осанку и юркость.
Вот, опять Тамарка накричала на неё, выгнала с глаз подальше, а та ищет несуществующего гуся. Сегодня -невиданное дело! Михайловна согласилась зайти к Иванычу. Прошла на кухню, села на диванчик и закрыв лицо руками заплакала.
– Сил моих больше нет, Тимофей! Со свету меня сживают оба-изверги а не люди! Хоть в петлю лезь. Зачем я дом продала? Какая я несчастная.
И без того маленькая, сжалась еще больше, вздрагивала от рыданий и жаловалась сквозь слезы, единственному человеку, что привечал её и, кому она была небезразлична. Тимофей сделал несколько несмелых шагов, сел с неё рядом, обнял и слегка прислонил её голову на свое плечо.