Теплая рука Зинаиды Николаевны легла под локоть. Юсупов машинально коснулся в ответ и повел к извозчику.
***
Юсупов застал брата в спальне ближе к пяти часам вечера. За окном темно как ночью. Комната наполнена теплым светом электрических ламп. Николай развалился на кушетке у окна и в творческом полузабытьи что-то строчит в блокноте. У его ног разбросаны скомканные страницы, исписанные чернилами. Картина ясна – альтер эго Роков готовит очередной романс, от которого глаза придворных дам наполнятся слезами, а стол самого автора – письмами поклонниц.
Не церемонясь, Юсупов потеснил брата на кушетке и взял первый попавшийся лист бумаги, сложенный вчетверо.
– «Граф, Вы обещали вчера быть у меня и не были», – процитировал он с придыханием. – «Глубоко оскорбили… если поете Ваши романсы другим очам, то это не дает Вам этого права». Так вот чьи сердечные осколки хрустят под твоими окнами? В самом деле, не быть ли тебе более прямолинейным?
– Папа я сегодня не видал и не хочу видеть в твоем лице, – отозвался Николай, не открывая глаз.
– Ты пропустил завтрак.
– И обед, и изматывающую крещенскую службу, от которой у меня непременно случилось бы помутнение.
– Помутнение у тебя от… – Юсупов замолчал и потянулся к бутылке с сомнительной жидкостью в изголовье кушетки. – Черт возьми, что это?
Он принюхался и зажмурился. Из глаз брызнули слезы. В горле запершило.
– Это помогает настроиться, – подавляя зевок, сказал Николай.
– Скорее – отправиться на тот свет. Откуда это у тебя? Явно не из запасов лучшего крымского.
Николай неопределенно пожал плечами, с шумом вздохнул и сказал:
– Мне нужна муза.
Юсупов брезгливо отставил бутылку. Надо бы ее выбросить куда подальше – не дай бог отравится кто.
– У тебя этих муз в каждой записке, – ответил он. – Вот эта, например… K S.
– Она скучнее, чем прошлогодняя пьеса накануне Пасхи.
– Тогда… – Юсупов зашуршал посланиями. – Некая госпожа Д. Или, например, графиня Л-ская. Да что ж они у тебя все шифруются?
– Пресные. Они все пресные, – сказал Николай. – А графиня и вовсе с лошадиным лицом.
Юсупов поморщился как от холодного жульена.
– Слышала бы тебя маман…
Николай, наконец, распахнул глаза – каштановые с золотистым отливом при свете ламп. Поводил ими будто в поисках подсказки и сказал:
– Лотти. Мне нужна Лотти.
– Упаси тебя господь… – пробормотал Юсупов и сжал двумя пальцами переносицу.