Помнишь, широко известный, мистический и космогонический, символ точки в центре окружности? Полагаю, что многие считают что знают его смысл. А вот – моя версия. Этап свёрнутости, сна, цельности, это ещё не точка, это, скорее, чистый лист, ведь нет ещё, ничего. Почему? А как же «мировое яйцо»? Но «Я», спящее сном счастливой цельности, всем своим сознанием находится там, в мире том, мире «божественном», вечном, непроявленном. А ведь, ничего другого, ничего кроме сознания у него и нет. Соответственно, лист ещё чист. Чист и пуст. Пробуждаясь, «первое Я» возникает как точка. Точка на чистом листе. И, только его взгляд, прикосновение его внимания к этому, абсолютному «ничто», что трактуется, как первое слово, первое название, невольно данное «первым Я», окружающей его бездне, превращает, пустоту чистого листа, в пустоту окружности, изображённой на этом листе. В итоге, мы видим «единое», разделившееся на «Я» и «не Я», как точку, в центре окружности.
Помимо мотивов, влечения и отторжения, явно присутствующих во множестве мифов, мы можем предполагать настоящей причиной возникновения первого большого взрыва, мотивы более здоровые, например – яркое, естественное, живое желание быть, просто быть, всё шире и шире, всё больше и больше, или, например, – любопытство, желание узнать – что же там дальше, за этой пустотой. Кстати, последний мотив достаточно близок некоторым символическим мифологическим мотивам. Я имею в виду поиск «первым Я» «знания», – тайного знания священных рун, тайны табличек «Ме», мудрости, даруемой «источником Урд». О последнем примере мы вскоре поговорим. Полагаю, и возможно ты согласишься со мной, что, тот или иной, мотив кажется нам более реалистичным и убедительным в зависимости от того, в каком состоянии, настроении находимся мы сами, пытаясь представить этот этап творения вселенной. Пойдём дальше.
Множество ликов, и все об одном. Примеры из мифов Египта
Простых примеров, очень много самых разных здесь. Что говорит нам мифология Египта?
…Бог Амон, ради творения мира, вышедший из своего двуполого состояния, обернувшийся белой птицей, «птицей Гоготун», и плававший в предвечных водах, выкрикивая священные имена творящие мир…
Мы мы видим здесь указание, на двуполость «мирового яйца», на затерянность «первого Я» в пустоте, как «плавание в предвечных водах», а также, – на тему «слова», как символа творящей вибрации звука, мысли, творящей вибрации внимания. Также, здесь можно вспомнить белого лебедя Брахмы, как совершенно очевидную параллель.