– Наши желания похожи, но сейчас я отлучусь на минутку, – вывел меня из мыслей голос Барбары.
– Мне сходить с тобой?
– Нет.
Она неуклюже соскочила со стула и через несколько секунд растворилась в толпе.
Возможно, в университете я была свободна?
Нет.
Даже тогда у меня было слишком много дисциплин, выбранных мною же. Времени катастрофически не хватало на все, что в том возрасте требовалось девушке. Пожалуй, только в школе я чувствовала себя по-настоящему свободной и необремененной ответственностью.
Сегодня нужно все исправить.
Я задумчиво наблюдала за покачивающимися кубиками льда в стакане, но отвлеклась, услышав низкий мужской голос.
– Кентукки оул десятый.
Мои губы сложились в улыбке.
Вот так просто, Кентукки оул десятый. Ни здравствуйте, ни пожалуйста. Просто Кентукки оул десятый. Сомнений нет, говоривший – полный засранец.
Незнакомец находился слишком близко ко мне, одно движение вправо, и наши плечи соприкоснутся. От него приятно пахло лавандой, кедром и чем-то едва уловимым, отдающим свежестью, помимо этого, чувствовался запах табака.
Надеюсь, мужчина не решит сесть за барную стойку и уйдет, иначе нам с Барбарой придется сменить места.
Рядом со мной опустилась его рука: крупная ладонь и крепкое предплечье, оплетенное венами, покрытое редкими темными волосками.
Я прикрыла глаза и облизнула сухие губы, опьяненная коктейлями, музыкой, темнотой и этим приятным мужским запахом.
Официант протянул мужчине его заказ.
– Сто пятьдесят долларов, сэр.
Сто пятьдесят долларов? Сэр?
Я распахнула глаза и еле сдержала смешок.
Мой незнакомец не просто засранец, а безумно богатый засранец. На такое определенно стоит посмотреть.
Я лениво повернула голову в его сторону, но стоило мне заметить темную шевелюру и выдающийся профиль, моя улыбка померкла, а тело словно парализовало.
Парень из кафе.
В простой черной футболке он выглядел, словно сошедшее с Олимпа божество. Я думала, что рубашка, которая была на нем в нашу первую встречу – самое сексуальное, что может случиться с ним, что ж, я ошибалась.
Он разглядывал меня, и делал это грубо, так, что мне стало не по себе. Казалось, я сижу голая, не защищенная и кусочком ткани.
– Пялиться – неприлично, – хмуро бросила я.
Он вскинул бровь, а затем хмыкнул:
– Ты забавная.
Я приоткрыла рот в удивлении и зашевелила губами, но, кажется, потеряла способность говорить.