– Она пиявка, пару раз погладит тебе пятки – и берет за это сто евро, – говорил Паоло.
– Ты просто ревнуешь.
– С какой стати? Я очень занят. А ты позволяешь, чтобы тобой вертела какая-то мнимая святоша, веселая вдова, принцесса-самозванка.
– Мы подруги.
– Подруге не платят.
С тех пор Виола о ней не упоминала, только однажды смущенно сообщила:
– Я виделась с Дорой.
Он уставился на нее, яростно хрустнул пальцами и, помедлив, как будто сдерживая злость, спросил:
– И где же ты с ней виделась?
– На площади Карраччи.
– Что вы делали?
– Ничего. Выпили кофе. Ты на меня злишься?
– Нет, конечно нет.
Тем вечером она услышала, как он плачет, запершись в ванной. Паоло перестал огрызаться после того, как с Виолой случилось несчастье и у него на руках оказались новорожденный младенец и женщина, заново учившаяся жить. Глотать, говорить, существовать. Он поставил крест на их вражде, поднял белый флаг, стал говорить тише. Правда, у них так и не нашлось причин полюбить друг друга.
Теперь, когда Виола крепко стояла на ногах и сама могла позаботиться о себе и об Элиа, вообще ничего не осталось, разве что необходимость время от времени подменять ее, чтобы присмотреть за ребенком. У Виолы даже не было желания побороть его неприязнь к Доре, и та просто стала ее тайной; она о ней больше не упоминала, старалась избегать всего, что могло бы нарушить видимость спокойствия. В глубине души она и правда испытывала к этой женщине некое чувство, рабскую привязанность, спрятанную на самом дне сердца; это, конечно, была не любовь, но не только дружеское притяжение. Смесь разных чувств, странное, непонятное для нее самой ощущение.
До того как Виола попала под машину, Дора была для нее ориентиром, казалось, она знает все о материнстве в самых деликатных подробностях, да и о детях тоже, хотя своих у нее никогда не было. И позже, когда Виола тайком привела ее к ним домой, она ловко управилась с Элиа, научила Виолу купать его, массировать, растирая маслом. Она положила его на обнаженную грудь Виолы – кожа к коже, – укутала их полотенцем и напомнила, что тактильный контакт очень важен. Виола испытала прилив необычайного волнения, кожа Элиа была так чудесна на ощупь, так первозданно свежа – шелк и бархат. Дора твердила, что не стоит спешить, в реальность нужно возвращаться постепенно, надо дать себе время заново привыкнуть к жизни. Три года прошло с тех пор, как Дора овдовела, после утраты она некоторое время собирала себя по частям, и для нее не было никакой разницы между утратой памяти о человеке и утратой его самого, абсолютно никакого отличия. И лекарство было самое обычное: терпение, осмысление, принятие.