– Осторожней! Они же там ещё живые сидят!… Только этот, как его?… Палач, что ли?… Он погиб, кажется… – держась одной рукой за травмированное сердце, а второй, махая в воздухе, как будто пытаясь дотянуться до боевого товарища, предостерег Ярилу раненый в грудь майор.
– Да, Палач убит… щитом железным его окончательно задавило… а остальные – трое их там, кажется, они вон – в углу скучились… стрелять они вряд ли намерены… – с суровым равнодушием боевого прагматика, отозвался от выламываемого им пулемётного гнезда Ярила.
– Остальных-то – добить может разумней?… Или как заложники пригодятся? – еле ворочая пожелтевшими от боли глазами и распухшим от накипевшей во рту крови языком, обратился с советом в форме небрежного вопроса к Даме майор.
– Как заложники пойдут… – со спокойным равнодушием к предмету вопроса, ответила ему Дама, но, чуть задумавшись над чем-то и прикусив губу, проникновенно добавила: «Вам бы лекарство принять следовало… А то – вижу – хоть и не пробило, но ударило Вас пулей неслабо…»
– Семь бед – один ответ! Лекарство на все случаи жизни известно… Но, прежде, может быть расскажете поподробнее историю с этим вашим Пушкиным?… А то – приму лекарство, и неизвестно – как и куда оно вылечит… А поэт, у нас здесь, вроде камня преткновения оказался – и стихи сочинял, и радиопрограмму вёл, а в итоге – самым виноватым вышел… – блуждая взглядом от шнифтового к Даме, попросил к пилюле и сказку усатый майор.
– Разумеется, расскажу! – кивая шнифтовому, чтобы тот немедля уколол мучаемого болью майора лекарством, согласилась Велга.
– Ведь он тоже – как и тот – настоящий Пушкин из древности, тоже ведь – в Рай попадёт? – доставая из рукава сохранённый подарок Ярилы – инсулиновый шприц, вторя майору с не меньшим, чем он интересом, задал Даме вопрос Дон Джон.
– В Рай?… Хм… С этого, пожалуй, и следует начать распутывать это дело… А то, слышу я, будто вы, и вовсе, к погибшему здесь сотоварищу равнодушны, выясняя лишь его общественный статус и подлинность имени… – начала ведать о павшем Велга, продолжив говорить с нарастающей в голосе серьезностью: «Имя его, действительно, привлекло моё внимание… ведь кроме этого чудесного имени, да ещё и внешности, при небольшой корректировке, ставшей последним штрихом соответствия, у человека сего не было в реальной вашей материальности больше ничего… Да, да… хоть и был он немного поэтом, но всё ж, остальные грани полноценного духовного и физического существования, по воле некоего злого рока, не давались ему к должному осуществлению. Хоть и жил в Царскосельске, близ Сквы некий темноволосый, кудрявый, смуглый и низкорослый, хотя и весьма симпатичный, чуть ли не красивый на лицо человек 1978 года рождения, с настоящим, данным ему Азирийским государством, родителями и обществом именем – Александр Сергеевич Пушкин; всё ж, любой, знавший его достаточно близко знакомый мог бы искренне сказать о том, что гражданин этот почти и не живёт в обществе, что его, как бы и нету, а если и есть что-то, то – имя, мысли, тело и скромная мужская красота его, были лишь невостребованными системой природными данными, которые скорее больше тяготили нашего павшего, нежели давали хоть какую-то надежду на успех в современном мире…»