Он фыркнул:
– Ясно – какой-то криминал. Должника, небось, пытали. Палец мужской. Если б женский – можно и на маньяка подумать. А так…
– Офигеть…
– А ты что думал, в сказке живёшь? Мне рассказывал Тетерь, что раньше в группировке Уткина, когда они только начали с наркотиками…
– Кто такой Уткин? – перебил я его.
– Неважно. Был у них там один, типа курьера, товар стал подворовывать. Так его вывезли на окраину и пальцы отрезали по одному, пока не признался. Ну и битой избили до полусмерти, но это так. Короче, не лезем в эти дела. Усёк, Иван-карман?
Возвращались мы той же дорогой, какой шли к реке. Я чувствовал себя трусливым пацаном, который годится только на то, чтобы цедить пиво и убегать от ответственности. Возле рынка мне бросился в глаза бомж, прилёгший на картонке. Рядом с ним сидела слепая старуха. Тихая, обречённая. Сегодня мне как никогда везло видеть неприглядную сторону мира, мрачную его изнанку, на которую обычно стараешься закрывать глаза, спеша утром на автобус или вечером с работы.
Я кинул бомжу последние монеты из кармана.
– Зря ты их жалеешь, – равнодушно бросил мне Лопата.
– Это ж бомж, у него и дома-то нет.
– А он, может быть, счастливее тебя. Не веришь? Батя рассказывал, в его родном городе как-то затопило подвал. Почти что кипятком. И бомж какой-то стал там плавать, как в джакузи. Аж пищал от радости. Бабки бдительные вызвали ментов да в больничку звякнули. Думали, обварился. Его забирать, а он кричит: «У меня всё хорошо, я тут плаваю!» И вообще, говорит, я моряк дальнего плавания. Учись, как надо жить! С огоньком!
– Да…
– Мы так не умеем.
Я молчал и думал, что, может, в бомжевании и есть какая-то романтика, но это не столько свободные люди, сколько несчастные. Не прижившиеся. Не принявшие условий игры девяностых. Именно тогда у мусорников стали появляться люди, и это было по-настоящему страшно.
Во дворе Лопата хлопнул меня по плечу и нырнул в подъезд. А я, полный новых впечатлений, направился в свою одинокую двушку. Мне предстояло отмыть, накормить и социализировать бракованную питбулиху. А ночью я снова отправлялся на ставшие уже почти привычными переговоры с мертвецами.