Пушкин в «Онегине» еще сверх того усложнил себе задачу: обязался следовать необходимости воспроизводить особый порядок рифмовки – онегинскую строфу. В «Демоне» Лермонтов обошелся без таких дополнительных усложнений, но подчеркнул в подзаголовке, что именно рассказывает историю, а не делится впечатлениями и чувствами, как бывает в стихах.
Лермонтов сомневался. В черновиках «Демона» даже есть авторская помета: «Я хотел писать эту поэму в стихах: но нет. – В прозе лучше». Но все же автор остановился на стихотворной форме.
Подзаголовок звучит как «Восточная повесть». «Повесть» – как раз потому, что история. «Восточная» – потому, что во времена Лермонтова у историй ценились экзотические декорации, заимствованные из далеких стран. Здесь перед нами развертывается не какой-то условный Восток, а именно Кавказ, предмет пристального внимания русских писателей: «Аммалат-бек» Бестужева-Марлинского, «Хаджи Мурат» Толстого. Если бы Лермонтов был французским или английским поэтом, его повесть разыгрывалась бы в пейзажах Персии или Египта.
Причем начинается рассказ в условном надмирном пространстве, откуда, скорее всего, видна вся земля, а Демону доступна любая точка в подлунном мире, ведь он вершит свои злые дела в любом месте, не считаясь ни с естественными, ни с административными границами. Но дальше фокус сужается, и рассказчик концентрируется на Кавказе. Зачем? Затем, чтобы было интереснее, чтобы было больше точечных деталей, без них повествование довольно быстро стало бы бестелесным и расплывающимся. Конкретика всегда придает интереса тексту. Известно, что у Фета не бывает деревьев или птиц вообще, это всегда конкретные виды:
Ласточки пропали,
А вчера зарей
Всё грачи летали
Да как сеть мелькали
Вон над той горой.
Это не просто так. Фет знает поэтический секрет.
Во-вторых, нужно знать, что тексты никогда не существуют в вакууме. Они «разговаривают» друг с другом, всегда отзываются на что-то, что было высказано раньше, передают эстафету в будущее, спорят с предшественниками или продолжают их традицию, закладывают основу для дальнейшего разговора. За Лермонтовым, например, последует Маяковский, который через сто лет после автора «Демона» напишет стихотворение «Тамара и Демон»:
Чего кипятитесь,
как паровоз?
Мы
общей лирики лента.
Я знаю давно вас,