– Это место специально сделано таким, – сказала Лидия, не замедляя шаг.
– Специально? – он удивился. – Чтобы люди чувствовали себя неуютно?
Она усмехнулась, но в её улыбке не было радости.
– Чтобы было чисто, стерильно. Здесь нет места для хаоса.
Антонио замолчал, обдумывая её слова. «Чистота» здесь больше походила на отчуждение, на отказ от всего человеческого.
Через несколько минут ходьбы они подошли к раздвижной металлической двери. Лидия приложила ладонь к панели на стене, и дверь открылась, издав лёгкий механический звук.
– Вот мы и на месте, – сказала она, жестом приглашая его войти.
Антонио замер, не делая шага вперёд. Ему хотелось спросить, что находится за этой дверью, но интуиция подсказывала, что ответы ждут его внутри. Он глубоко вздохнул, затем пересёк порог, следуя за Лидией, готовясь ко всему, что его ждёт.
Лидия открыла дверь, и Антонио осторожно переступил порог. Комната, куда они вошли, резко отличалась от бесконечных холодных коридоров. Это был кабинет, но необычный, с атмосферой, которая одновременно настораживала и завораживала.
В центре комнаты стоял массивный стол, сделанный из тёмного полированного дерева. Его поверхность была аккуратно организована: в центре – монитор компьютера, немного сбоку – стопка бумаг, идеально ровная, словно её никто не трогал. На другом краю стола лежала небольшая металлическая лампа, свет которой падал на бумаги, создавая чёткие тени.
Антонио перевёл взгляд на кресло за столом, и его взгляд тут же остановился на пожилой женщине, которая сидела там. Её фигура казалась строгой, почти статичной, как у древней статуи. Волосы, почти полностью седые, были собраны в аккуратный пучок на затылке, а её лицо, покрытое тонкими морщинами, хранило выражение задумчивости и невозмутимости. Она едва взглянула на вошедших, её глаза – светлые, холодные, словно ледяные озёра – продолжали внимательно рассматривать экран перед ней.
Антонио невольно замер, чувствуя, как что-то в присутствии этой женщины пробуждает в нём странное чувство трепета и тревоги. Её спокойствие было почти зловещим, как будто она знала что-то, чего не знал он, и это знание делало её выше всех происходящих вокруг событий.
Комната была обставлена минималистично, но с какой-то пугающей точностью. Полки вдоль стен были заполнены папками и книгами, каждая из которых стояла строго на своём месте. Не было ни одной лишней детали, ни одного личного предмета, который мог бы рассказать о хозяйке кабинета хоть что-то. Даже часы на стене – единственный источник звука в комнате, кроме их шагов, – тикали так ровно и монотонно, что это оказалось почти искусственным.