Жить - страница 20

Шрифт
Интервал


– Да брось. Не убивать же меня! – Антон постарался улыбнуться.

Конечно, Борис был прав, и Антон все это прекрасно понимал. И был готов. Свой выбор он сделал еще вчера.

Перед входом в здание Борис придержал Антона и шепнул:

– Ты хотя бы причину своего ухода не объясняй никому. Ложись в больничку, получи заключение о профнепригодности. Зачем тебе лишний шум?

* * *

Советом Бориса уйти по состоянию здоровья Антон не воспользовался, а подал рапорт об увольнении. Это послужило формальным основанием для проведения в отношении него проверки. При сдаче дел обнаружилось, что некоторые составленные им документы имеют признаки фальсификации. Возбудили дело о служебном подлоге и злоупотреблении должностными полномочиями. Полковник советовал признать вину и по-тихому получить условный срок. Антон понимал, что, если он будет защищать себя, ему придется рассказать многое о том, как устроена работа, а это может зацепить ребят из отдела. Самое главное, он четко осознавал, что его правда никому не нужна и она никак не повлияет на результат по его делу, который был предрешен еще с момента инициирования служебной проверки. Машина будет ехать дальше, маховик будет крутиться. Тогда зачем?

Он признал вину. Суд приговорил его к четырем годам лишения свободы, не найдя оснований для условного осуждения.

Антон отбыл в колонии весь срок. Он не просил об условно-досрочном освобождении. Ему не к кому было возвращаться: Маша вышла замуж и на воле его больше никто не ждал.

Машу, которая сделала ему нестерпимо больно, Антон не осуждал. Нет, сначала, конечно, он ее возненавидел, мысленно осыпал оскорблениями и упреками. Как только представлял ее с другим мужчиной, к горлу подкатывал комок, становилось тяжело дышать, давило в груди. Как-то, стоя под холодным душем, он просто присел на корточки и, схватившись за голову, завыл от злости. Он злился на Машу и выл громко, по-звериному. Услышав производимый им дикий и одновременно молящий звук, Антон, разозлившись уже на себя и на свою слабость, рывком вскочил и стал со всей силы бить кулаками в шершавую стену. Разбил костяшки, выступила кровь. Он подставил саднящие окровавленные руки под воду. Вода на сером кафеле на полу сначала окрасилась розовым цветом, а уже через минуту, поглощаемая ржавой решеткой, стала прозрачной. Вот так утекла от него Машуня, его любимая девочка.