В общем, факт оставался фактом: Буренка испарилась. Иван очнулся от объятий Морфея, обнаружил пропажу и понял, что его ждут неприятности размером с ту самую Буренку. Перспектива объясняться с Елизаветой Петровной в трезвом уме и твердой памяти повергла его в ужас. Елизавета Петровна, конечно, женщина интеллигентная, в бигуди не ходит и тарелки не бьет, но взгляд у нее… Взгляд у нее был такой, что можно было под ним сушить сухари и готовиться к худшему.
Иван, понимая, что дело пахнет керосином, а точнее, полным отсутствием пенсии, которую он, кстати, по доброте душевной, и так время от времени отдавал Елизавете Петровне в качестве «компенсации морального ущерба» за свои пастушьи промахи (которых, надо сказать, становилось все больше), решил действовать. Действовать, конечно, в меру своих пьяных возможностей.
Первым делом он попытался вспомнить, куда, собственно, могла подеваться корова. Мозг, пропитанный вчерашним и позавчерашним, работал с трудом, словно старый дизель. Воспоминания всплывали обрывками, как кадры плохого кино: вот Буренка мирно жует травку, вот Иван пытается рассказать ей анекдот про колобка (безуспешно), вот он, кажется, пытался научить ее танцевать вальс… Дальше – провал.
Иван потер покрасневшие глаза, вздохнул и решил, что лучший способ найти корову – это… правильно, позвать на помощь мальчишек! Дети, как известно, существа неугомонные, любопытные и, что самое главное, еще не пропитые жизнью. Авось, чего и выйдет.
С трудом поднявшись на ноги, Иван поковылял к дому Елизаветы Петровны, спотыкаясь на каждом шагу и напевая себе под нос что-то невнятное, похожее на похоронный марш по потерянной корове. Предстоящий разговор с библиотекаршей не сулил ничего хорошего. Но терять было уже нечего, кроме, разве что, последних остатков репутации пастуха-недотепы. А, ну и пенсии, конечно. Но пенсия – дело наживное, а вот Буренка… Буренку надо было спасать. Даже если для этого придется трезветь. Хотя, нет, трезветь – это уже перебор. Можно и так, «на веселе», геройствовать. Главное – найти корову. И желательно, до того, как Елизавета Петровна возьмет в руки свой главный аргумент – томик Достоевского, которым она, в особо критических ситуациях, умела не только вразумлять, но и, говорят, гвозди забивать. Надо было срочно что-то предпринимать. Иван решительно направился к дому, готовый к тяжелому разговору и, возможно, к метанию томов классики. День обещал быть «веселым». И очень, очень похмельным.