Clārus ~a ~um, прил.
1. светлый, блестящий
2. славный, знаменитый
Ракс Истра-Вельрейд не сводит глаз с чайной чашки, янтарная жидкость в которой вздрагивает от каждого нервного шага его матери.
– Как только ты не догадался, что она самозванка? – рявкает она, судорожно сжимая в тонких, словно бумажные, ладонях чашку. – Мы так рисковали, тренируя тебя, – и ради чего? Чтобы ты пустил все на ветер, сражаясь с плебейкой, укравшей боевого жеребца? Ты должен был все понять. И остановить поединок раньше, чем он начался!
Спроецированная на стену у камина прозрачно-голубая голограмма ее виза вопит заголовками: «Простолюдинка захватила Призрачного Натиска Дома Отклэров и вступила в поединок с Домом Вельрейдов». Ракс бросает взгляд на Отца, который неподвижно стоит у стены. По иронии стеллаж рядом с ним до потолка заставлен золотыми и серебряными турнирными призами Ракса. Как и всегда, Отец, похоже, вмешиваться не собирается. Раксу предстоит разбираться с этим самому.
– Ничего страшного не произошло, мать. ЦУБ уже объявил, что результаты поединка аннулированы. Мы ничего не потеряли…
– Но могли! – ледяным голосом прерывает она, метнув в него взгляд. – Ты не понимаешь. Совершенно ничего не понимаешь. Ты участвуешь в турнирах, но никогда ни о чем не задумываешься, а ведь вчера наша семья едва не покрыла себя несмываемым позором.
– Она одурачила всех, мать, – возражает Ракс. – Даже Мирей понятия не имела…
Ее ярость всегда как вспышка. Размытое белое пятно ударяет его в лицо, а, когда чашка разбивается, фарфоровые осколки царапают ему щеки и подбородок. Случись это в первый раз, было бы больнее. Ракс давно сбился со счета, сколько раз это происходило – возможно, тысячу. Десять тысяч. Он чувствует, как кровь стекает на подбородок, и видит, как она капает на стол.
– Мы говорим об Отклэрах! – шипит мать. – У герцога Вельрейда возникают вопросы. Нельзя допустить, чтобы он сомневался в нас, – мы благонадежны. Теперь, когда мы удостоились баронства, мы сохраним его любой ценой. И тебе не разрушить наши надежды.
Янтарный отблеск огня в камине слабо мерцает на ее лице – мрачном, решительном. Ее телохранитель, стоящий в углу, переминается с ноги на ногу, ждет, положив руку на дубинку. Когда Ракс был маленьким, мать не нуждалась ни в чьей помощи, но, когда он повзрослел, вероятно, поняла, что баронессе не пристало собственноручно наказывать детей.