– Вы можете пообещать мне успокоение?
Писк аппаратуры замедляется, сердце замирает в ожидании ответа.
– Когда все будет сделано, – отзывается он, – обещаю выполнить твое желание.
Непреложная правда.
Я протягиваю руку и касаюсь его мягкой ладони своей мозолистой.
Novīcius ~a ~um, прил.
1. новый, свежий
Ось, где живут благородные, медленно вращается в центре кольца Станции, постепенно приближаясь и разрастаясь в окне ховеркара Дравика. Негромкий гул двигателя отгораживает нас от шума сотни ховеркаров, несущихся потоком по оранжевой ленте твердосветной магистрали. Водительские места пусты: ховеркары программируемые.
– Никогда прежде не ездила на ховеркаре, – говорю я. – Всегда только в вагонах общественной подвесной дороги.
– Полагаю, отныне в твоей жизни многое будет случаться впервые, – усмехается Дравик, сидя напротив меня и держа на коленях трость. На лбу под челкой мышиного оттенка у него нет сияющего ультрафиолетом венца, символа благородных, зато он обладатель личного ховеркара – очень дорогого, если судить по внутренней отделке, серебряной с бледно-голубыми лилиями. Гладкость тонкого льняного блио, которое он принес мне вместо больничной рубашки, ласкает кожу – мои туники из мешковины не идут с этой одеждой ни в какое сравнение. Шерстяная шаль широкая, в ней нет ни дырки, проеденной молью. И ботинки из мягкой кожи пришлись совершенно по ноге, не то что сплетенные из пластика сандалии, к которым я привыкла.
– В вашем грандиозном плане есть один серьезный изъян, – говорю я. – Я не училась верховой езде.
– Это поправимо, – беспечно кивая, отзывается Дравик.
– Собираетесь послать меня в академию, в один класс с малолетками?
– Незачем. Я раньше увлекался ездой. До Кубка Сверхновой еще два месяца, времени более чем достаточно, чтобы научить тебя всему, что я знаю.
Я вскидываю брови. Так он и правда благородный. Или… был им?
– От этого у вас травма? От верховой езды?
– Нет, – он постукивает пальцами по правому колену. – Это скорее… личное. А вот у тебя таких травм нет, и, если мы хорошо натренируем тебя, их и не будет.
– Можно подумать, я какое-то животное, – скалюсь я. Его улыбка остается безоблачно спокойной.
– А ты разве не готова стать животным ради того, чтобы отомстить?
Я фыркаю, откидываюсь на спинку сиденья и складываю руки на груди. Если верить его словам, подготовка наездника – легкое дело, но я провела в постели два месяца и мое тело ослабело. Даже если я овладею всеми премудростями верховой езды, попытка одержать верх в поединке с благородными, которые учились этому искусству годами, если не десятилетиями, – закончится для меня полным провалом. На их стороне техника. И опыт. А у меня – ничего. Дравик мог бы выбрать подготовленного наездника из благородных, выпускника академии, который выступил бы за него, и…