Самым сложным оказалась вовсе не физическая подготовка в первые три недели. Не долгие часы силовых тренировок, доводящих меня до головокружения и рвоты, не ингаляции витаминов с непроизносимыми названиями, не холодные утра, когда я бегала на тренажере до тех пор, пока мне не начинало казаться, что у меня вот-вот треснут голени.
Сложнее всего отдыхать. Я не вижу в этом смысла. Загоняв меня до изнеможения, Дравик запирает на цифровые замки все тренажерные залы особняка, чтобы я не могла пользоваться ими во время, отведенное для отдыха. Каждый прошедший час – это час, который другие наездники Кубка Сверхновой уже отработали миллион раз. Это невыносимо. Когда я не могу двигаться, тренироваться, сосредоточиться на чем-нибудь, пусть даже на боли, на меня накатывают воспоминания.
Робопес находит меня разглядывающей старинную картину, на которой красивая женщина идет по Земле там, где деревьев больше, чем неба. Теперь я слышу негромкий металлический цокот его лап с другого конца Лунной Вершины, но мои мысли поглощены кровью и ошибками, которые я совершила. Почему я выжила, а мать нет? Наемный убийца напал на нас обеих, и как воспоминание этого у меня остался шрам. Я не помню, как выжила. Помню, как визжала, кричала, как меня ударили ножом, помню черную маску, скрывающую нижнюю часть лица, помню ледяные глаза, и больше ничего. Следующее, что мне вспоминается – я уставилась на кровь матери на полу, на мою ключицу наложена повязка, а виз сообщает, что прошло уже восемь дней.
Кто перевязал меня? Почему я хорошо помню только то, что было потом, а не в то время? Вероятно, из-за психологической травмы. Мне хватает ума, чтобы понимать это, но не нравится сама идея травмы, отнимающей у меня воспоминания. Не нравится, что я не могу управлять своей жизнью. Стараюсь успокоиться, мысленно вернуться в то время, дотянуться до него, но… там пусто.
Робопес скулит и тычется холодным носом в мою лодыжку. Я смотрю вниз: повязка, которую наложила на ногу после того, как пес прокусил мой ботинок, сползла во время тренировки и пропиталась кровью. Взгляд немигающих сапфировых глаз робопса устремлен на меня, в их синих глубинах вспыхивают неяркие искры, словно срабатывают нейроны.
– Не волнуйся, – улыбаюсь я. – Я тебя не виню. Ты ведь защищал его, да? Как и я свою мать.