«Я могу держать себя в руках».
Его улыбка выглядела слишком всепрощающей.
«Безусловно».
Я медленно разжимаю пальцы, полумесяцы ранок от ногтей на ладони кровоточат, но яичная скорлупа, запачканная красным… гладкая. Целая. Без единой трещинки.
Я съезжаю по стальной стенке.
– У меня… получилось. Глазам не верю.
– А я верю, – отзывается Дравик. – Уведи жеребца с поля, часок отдохни, а потом встретимся в комнате для силовых тренировок и займемся физической подготовкой.
Следующий этап. Наконец-то.
Я швыряю яйцо в стену, избавляясь от него, и вонзаюсь в седло кулаком: серебристые вихри в нейрожидкости охотно приветствуют меня, извиваясь у швов моего блекло-серого костюма. На тренировочном ристалище пусто, если не считать меня, безмолвная черная арена окружена неоново-красными лентами твердого света. Прищурившись, я замечаю, как что-то движется вдалеке. Что-то красное отключает маскировку в твердом свете и начинает приближаться.
Увенчанный перьями шлем.
У меня екает в животе.
– Дравик? – отчаянно зову я по внутренней связи. – Дравик? Вы говорили, что на этой арене я буду одна!
Он не отвечает, а в моем забрале вспыхивает входящий вызов от Солнечного Удара.
– Отклонить, – бормочу я. Ноль реакции. – Отклонить, отклонить… слушай меня, давай отклоняй, кусок…
– Эй, привет, – звук и изображение кристально чистые, забрало Ракса опущено, но обтягивающий багровый костюм и шлем скрывают остальное. Я успеваю посмотреть в его насмешливые глаза цвета красного дерева и упираюсь взглядом ему в правое плечо. – Не узнаю эмблему на твоем жеребце – он новый?
Разрушитель Небес явно старый как смертный грех. А Ракс подчеркнутым дружелюбием загоняет меня в угол, откуда нет выхода, и это угнетает. Давит. Солнечный Удар завис между воротами арены и мной.
Мои первые слова, обращенные к нему, звучат скованно.
– И давно ты за мной следишь?
Он издает рокочущий смех.
– Вообще-то только что появился здесь. Слинял, чтобы не ходить к другу на свадьбу, – понимаю, некрасиво поступил, но не от нас зависит, когда вдруг накатит желание проехаться верхом. – Он делает паузу. – Готовишься к важному дню?
Да.
– Нет.
Он прищелкивает языком.
– Очень жаль. Неплохо маневрируешь, сразу академия вспомнилась. Может, увидимся лет через десяток, – да, инструктор?
Наглец. Хотя выражается он не так изысканно, как другие благородные, но его слова сочатся тем же наглым высокомерием, будто он убежден, что все наездники должны знать, кто он такой и каких успехов достиг. Солнечный Удар держится так же, как Ракс: вальяжно, непринужденно и уверенно.