– Воронов назвал вас демоном, потому что вы демоны? – задала она ему вопрос, просто чтобы не молчать.
– Нет, – засмеялся он, – то есть да. Нас называют демонами, но конкретно в моем случае – это просто прилепилось со времен службы в Седьмом отделе. Я – Демон, Иван – Ворон, Кирилл – Ищейка.
– Что за Седьмой отдел?
– Ну, это как полиция у вас. Только мы расследовали преступления акуре против людей.
– А почему вы ушли? – Маша все больше утверждалась в том, что не хочет терять память, да и Голицын с обычными глазами уже не казался таким страшным.
– М-м-м, Мари, я больше не чувствую вашего страха, сплошное любопытство, – усмехнулся он.
– Что вам до моего страха? Вы же сыты, – огрызнулась она.
Он на это промолчал, и она уже подумала, что не заговорит, но он заговорил:
– Один из наших питался страхом и болью детей. Двенадцать изуродованных трупов за два месяца. Я решил, что мне нужен длительный отпуск.
Она даже не сразу нашлась, что сказать на это.
– Но… Ведь это работа такая…
– Но ведь не каждый день детишек убивает твой родной дядя, – грустно улыбнулся он.
– Я… – И как можно об этом так спокойно говорить? – Я сожалею.
– А я нет. Я сломал ему шею, когда его под конвоем вели, чтобы проводить до тюрьмы. Конечно, лучше, чтобы он посидел, помучился, но… у нас иные законы, и мразь могла выйти оттуда.
– Ну, у вас хоть есть законы и наказания, а могли бы плевать на детишек. Да? – все еще находясь в шоке, сказала Маша.
Почему-то хотелось поддержать его. Вряд ли говорить об этом было просто, даже если ты злой японский дух или демон.
– Да, – улыбнулся он и свернул на ее улицу.
– А вампиры существуют? – решила напоследок узнать она, увидев, что они уже возле ее дома.
– Да, но их даже меньше, чем нас. И да, они едят суп с чесноком.
– Зачем им суп, если они пьют кровь?
– Зачем я прихожу на пары с кофе, если пью страх? – парировал он, паркуясь возле подъезда и поворачиваясь к ней. – Вы ничего не знаете о таких, как мы, потому что слишком боитесь всего, что отличается от вас хоть немного. А поскольку людей больше, чем других видов, то большинство решает, какой строить миропорядок, кого ассимилировать в общество, а кого нет. Мы сами ассимилировались, подстраиваясь под большинство, потому что хаос страшнее нас.
Он замолчал, и она поняла, что сейчас он будет стирать ей память.